— Господин мой, — голос был приятным и мелодичным, — я, Косака Дандзёноскэ Масанобу, ждал с нетерпением этого дня.
— Косака Дандзё? — удивлённо пискнула Саори у Юзуру за спиной. Бросив на неё быстрый взгляд, он снова повернулся к незнакомцу и неловко заговорил:
— М-м… я плохо понимаю, в чём тут дело, но не могли бы вы встать? Как-то неудобно…
Молодой человек удивлённо поднял голову.
— Вы, наверное, знакомый Наоэ-сана, который приходил вчера?
— Наоэ?.. — повторил Косака задумчиво, потом судорожно вздохнул и схватил Юзуру за левую руку.
— А!..
— Что это такое?!
На запястье поблёскивал защитный браслет — увидев его, молодой человек переменился в лице:
— Ты запер его!
— Эй!.. Больно!..
— Сними сейчас же!
— Пусти, кому говорят! — закричал Юзуру, вырываясь. — Ты кто вообще такой?!
Смерив его холодным взглядом, Косака уставился в пространство и сдавленным голосом пробормотал:
— Их рук дело, да?..
Его губы чуть искривились, будто бы в усмешке. У Юзуру по спине побежал холодо к.
— З-занятия начинаются, — сказал он, запинаясь. — Пошли, Морино-сан.
— Ага…
Косака провожал взглядом удаляющуюся пару, и странная улыбка играла на его губах.
— Нарита-кун, он всё ещё там, — сказала Саори, выглядывая из окна. Шла перемена между вторым и третьим уроками, в школе стоял шум и гам. Из окон коридора на третьем этаже виднелись голубые вершины Северных Альп — и школьные ворота.
— Да… — Юзуру смотрел туда же. — Кто вообще такой этот Косака?..
— Вот! — воскликнула Саори пронзительным голосом. — Он назвался Косакой Дандзёноскэ Масанобу, верно?
— Дандзё… да, кажется как-то так. Ты что-то знаешь?
— Косака Дандзё был одним из Двадцати Четырёх Генералов Такэды[12], одним из вассалов Сингэна, которому тот очень доверял. Он прекрасно владел и мечом, и пером, и считался среди Такэда первым красавцем. Происходил из крестьянской семьи, но Сингэн возвысил его, признав его таланты. Вот что я знаю о Косаке Дандзё… почему, интересно, тот человек назвался его именем?
Юзуру замер, затаив дыхание.
— Кстати, утром в новостях передавали, что на могилу Такэды Сингэна упал метеорит.
— Метеорит?
— Ага. И ты говоришь, что видел во сне Алмаз Такэды… Странно. Может, это всё как-то связано между собой? — Саори посмотрела на Юзуру и добавила: — Да, вот ещё. Он назвал тебя «мой господин», как обращаются к сюзерену. Сюзереном Косаки был Сингэн. Почему это вдруг ты — Сингэн? Что это значит, вообще?
«То, получается, и значит», — Юзуру бросил взгляд на ворота, где в тени тополиных деревьев стоял Косака, не сводя глаз со школьных окон.
Майский ветер пронёсся по коридору. Юзуру накрыл рукой обхватывавший левое запястье браслет. Он запечатан и не может выйти, но он, без сомнений, внутри.
Ни в коем случае не снимайте.
Юзуру сильнее сжал руку. Снова налетел ветер, тревожа верхушки деревьев — в шелесте листьев юноше чудилась надвигающаяся беда.
Глава 4
ПОСЛЕВКУСИЕ СНА
Машина свернула с государственного шоссе номер 18 на узкую улочку вдоль реки Тикумагавы. Здесь кончался город Косёку, и город Нагано начинался на другом берегу. Местность в бассейне реки с давних времён называли равниной Дзэнкодзи, а этот конкретный участок — Каванакадзимой.
«Сефиро» съехал с дороги на засыпанную мелкими камнями отмель и остановился. Наоэ Нобуцуна и Оги Такая вышли из машины.
Над ними простиралось бескрайнее синее небо, за чистой лентой Тикумагавы виднелись постройки городка Синонои, а совсем вдалеке — пики хребта Тогакуси.
— Где это мы? — спросил Такая, ловя лицом бодрящий речной ветер и прислушиваясь к мягкому журчанию волн.
— «Не шумя кнутами, переходим реку под покровом ночи, пусть рассвет увидит тысячу моих стягов…»
Такая вопросительно обернулся.
— Стихотворение в китайском стиле, принадлежащее перу Рая Санъё, поэта эпохи Эдо[13], — пояснил Наоэ, глядя на прозрачные воды реки. — Оно рассказывает о битве, что произошла здесь четыреста лет тому назад. Вы что-нибудь о ней слышали?
— Битва при Каванакадзиме?
— Верно. Полководцы эпохи Усобиц Такэда Сингэн и Уэсуги Кэнсин сражались друг с другом. В то время Тикумагава текла ближе к подножьям южных гор, но… да, похоже, мы стоим сейчас как раз на месте пресловутой переправы, — Наоэ слегка опустил глаза. — То было яростное сражение — ни в одном другом за всю историю Усобиц не полегло столько народа. Поле битвы потом было похоже на ожившую картину преисподней…
— «Было похоже»? — недоумённо переспросил Такая. — Ты говоришь так, как будто сам видел.
Наоэ не ответил. Он постоял немного молча, слушая, как шумит река, а потом бросил взгляд на противоположный берег.
— У каждого безымянного воина, погибшего здесь, была своя жизнь — вы можете это представить? История же превращает всю тяжесть их смерти в символы и даты. Наверное, не было эпохи, в которую жизнь человеческая стоила бы меньше, чем тогда — а может, жизнь вообще немного стоит… Либо, наоборот: история и должна складываться из суммы множества смертей. Если так — то нет на свете ничего ужаснее…
— О чём ты… — Наоэ повернулся к открывшему было рот Такае и продолжил: