Тома вполне могла быть ключевой фигурой в запутанной истории. Фотография в доме старушки, красноречиво свидетельствующая о родстве Семеновны с прежними обитателями поместья. Да и документы пропали именно из комнаты девушки. И, наверное, не зря она так обхаживала покойного Иннокентия Вениаминовича? Последнее предположение показалось притянутым за уши, и я на время выбросил его из головы.
Тома с Наталкой подняли стаканы. Мы отпили понемножку за упокой души старушки. Возникшая пауза затянулась, тема не из тех, которые способствуют красноречию.
Нарушил молчание дребезжащий звук. Наталка достала из кармана вибрирующий телефон, посмотрела на дисплей, лицо ее стал серьезным, сосредоточенным. Ничего не сказав, она поднялась и поспешно покинула бар. Разговор, по-видимому, не для посторонних ушей. На миг кольнуло нечто, вроде ревности, но тут же прошло. Мало ли кто может звонить, да и какое мне дело? У нее своя жизнь, у меня своя.
— Славик, ты меня проводишь?
Тома сидела грустная и подавленная. Лицо ее показалось мне бледным, как у мертвеца. Но тут я утрирую. Виной всему тусклое освещение. От него все предметы казались неестественными, не такими, как на самом деле.
— Конечно, провожу.
Настроения утешать расстроенную девицу не было, но чего не сделаешь ради пользы дела. Иногда необходимо заставлять себя, действовать через силу и вопреки желанию.
Однако следующими словами Тома порадовала и разочаровала одновременно.
— Хочу сходить склепу, а одной мне страшно. Не люблю я таких мест. От них у меня мурашки по коже.
А я нафантазировал черт знает, что…
В коридоре и холле мы никого не встретили. Лишь когда вышли на парадное крыльцо, услышали звук отъезжающего автомобиля. Неужели Влад, наплевал на подписку и куда-то подался? Впрочем, что ему чьи-то указания? Чем больше денег, тем меньше запретов и больше возможностей обходить их.
День выдался ясным, безветренным. Солнце наполовину вынырнуло из-за крон деревьев и щедро разливало блаженное тепло. Поблеклая зелень, взбодренная росой, ожила, тянулась к лучам, и радовалась второй молодости.
Тома сорвала с клумбы несколько цветков, и до меня, наконец-то, дошло, зачем ей понадобилось к склепу. Ведь именно там померла старушка.
— Кем тебе приходилась Семеновна?
— Бабушкой, — ответила Тома.
— Странно.
— Почему странно?
— Раньше ты не говорила, что у тебя здесь родственники.
— А ты меня и не спрашивал, — резонно заметила девушка. — Мы с ней почти не общались. Тут своя темная история. Если тебе не надоели скелеты в шкафу, могу поделиться.
Томе нужно было перед кем-то выговориться.
— Если не очень страшная, — подзадорил девушку, подыгрывая ей интонацией, более уместной для флирта, нежели для серьезного разговора. Боялся проявлять заинтересованность, чтобы она не насторожилась и не замкнулась в себе.
— Я сама недавно узнала. Мать моя детдомовская, если о детстве что-то и помнила, рассказывала неохотно. Лишь перед смертью проговорилась, что бабушка во время войны спуталась с немецким офицером и родила ребенка. Потом, когда пришли наши, бабушку — в Сибирь, дочке другую фамилию и — в детдом. Тогда такое повсеместно делалось, ничего необычного. Мать всю жизнь пыталась отыскать родственников, была одержима этой идеей. Только — тайком, я ни о чем не догадывалась. И добилась своего, но встретиться с родительницей не успела. Болезнь, все деньги шли на лекарства, потом… Рассказала мне уже, когда умирала. Мне не хватало ее одержимости. Бабушка, о которой я почти ничего не знала, меня не интересовала, и знакомиться с ней желания не было. Тут оказалась, можно сказать, случайно. Познакомилась с Маринкой, еще, когда она была здоровой. Потом, после аварии, Маринке стало скучно, и она пригласила меня здесь пожить. Я не отказалась, с деньгами у меня проблематично, а здесь — на всем готовом. Так и получилось, что сама судьба свела меня с родственницей. Я присматривалась, к Семеновне, но представляться ей не спешила. Можно сказать, стеснялась. Боялась потерять статус. Гостья хозяйки значительно выше, нежели внучка прислуги. Теперь жалею об этом.
Тома нервно хихикнула.
— Так ты полная сиротинушка?
— Наверное. Может где-то и есть отец, только, где он блуждает, история умалчивает. Я его ни разу не видела, а слышала о нем даже меньше, чем о бабушке. Сказками об аисте мать меня не грузила, но и о родителе помалкивала. Видать, та еще история…
Не скажу, что поверил ей полностью и безоговорочно. Девушке хотелось пооткровенничать, но откровения ее показались мне дозированными. Если бы я не знал, что папка с документами исчезла из комнаты Томы, а потом отыскалась в доме Семеновны, возможно, и принял бы рассказ за чистую монету. А так…
Какую игру она со мной затеяла, и зачем?
Возле склепа было тихо и пустынно. В отличие от вчерашней толкотни, сейчас даже природа затаилась в скорбном молчании, напоминая, что здесь не просто холмик, а место последнего упокоения.