К вечеру ракушки раскрыли створки и начали гнить, распространяя удушливый запах. Кашляя и брезгливо морщась, Игорь торопливо вскрывал их ножом и вытряхивал на брезент содержимое. За день работы мы нашли шестьсот сорок три раковины. Далеко не во всех находился вожделенный радужный шарик, но девяносто семь жемчужин с лихвой вознаградили нас за труды. Среди них было штук пятнадцать дивного розового оттенка и безупречной формы и две очень редкие жемчужины — черная и грушевидная. Их Игорь сунул в карман, остальные запер в сейф и скомандовал к возвращению.
Ужин прошел в радостном возбуждении. Все строили планы, как распорядятся своей долей сокровищ. Особенно усердствовал Паша, мечтавший приобрести комплекс тренажеров и по возвращении домой открыть платный спортзал. Спать мы легли далеко за полночь, да и то не без приключений.
В кают-кампании я застал Пашу, который с интересом разглядывал большие — в человеческий рост — часы эбенового дерева, стоявшие в углу. Стрелки на циферблате почему-то показывали без трех минут пять и судорожно дергались, хотя вчера я собственноручно устанавливал на них точное время.
— А, это ты, Дим, — обернулся Паша, заслышав шаги. — Не спится?
— Да вот, завернул на огонек. А ты что тут делаешь?
Пашка задумчиво подкрутил ус и нахмурился.
— Понимаешь, — начал он, — решил я вчера часы отремонтировать. Полез внутрь, отломил там какую-то хреновнику, так теперь вот остановить не могу… Спешат к тому же. Может, чего присоветуешь?
— Ну-ну, — усмехнулся я. — Мало отломил, наверное.
— Ты думаешь? — заинтересованно спросил тот. — А что, очень даже может быть…
Открыв дверцу, он снова полез в часы.
Внутри лакированного деревянного ящика что-то заскрежетало, шестерни пришли в движение, и не успел Пашка опомниться, как ему защемило ус.
— Ай! Пусти! — завертелся он. — Пусти, кому говорю! На помощь!
Ущемлением усов дело не кончилось — часы начали бить. Бить в прямом смысле слова — тяжелый молоток медленно поднимался и раз за разом с силой рушился на бритый купол Пашкиной головы, волею случая оказавшейся у него на пути.
— Ай-яй-яй! О, черт! — вопил незадачливый часовщик. — Мать, мать! Спасите! Больно же!
Стряхнув оцепенение, я метнулся к письменному столу и лихорадочно зашарил в ворохе бумаг, разыскивая ножницы. Ножницы, как всегда в таких случаях, оказались в самом низу. Пока я до них добирался, пока вытащил, пока добежал до Пашки, все было уже кончено, и вернувшись в холл, я застал там следующую картину: около распахнутого настежь ящика часов, на полу, раскинув руки, лежал Паша. Один его ус был заметно короче другого, а на голове от затылка ко лбу выстроились в ряд четыре здоровенные шишки. Там, где должна была располагаться пятая, был глаз, и ее заменял огромный зелено-лиловый синяк квадратной формы. Часы злорадно тикали. Мысленно я поздравил Пашку, что он не полез чинить их в полночь — двенадцати ударов его череп, пожалуй, не выдержал бы. Сбегав за водой, я привел боцмана в чувство и отправился спать, но в коридоре почти сразу столкнулся с Командором.
— Эй, Дима! — окликнул он меня. — Не знаешь, кто на складе мешок с мукой разодрал?
— Понятия не имею, — я пожал плечами. — А что?
— Да так, ничего.
В охапке Игорь тащил здоровенный фанерный ящик. В тесноте корабельного коридора еле удалось разминуться. «White Indian Rice» — успел прочесть я на ящике, прежде чем Хозяин скрылся за поворотом.
Олег при моем появлении поднял голову с подушки.
— Не нравится мне эта жемчужная лихорадка, — заявил он в сонном недовольстве. — Какое сегодня число?
— Тринадцатое, — ответил я и, подумав, добавил. — Пятница.
— Вот как? — Олег поднял бровь. — Плохо.
— Я не суеверен.
— Я тоже, — нахмурился он, — но с Игорем ни в чем нельзя быть уверенным. Кстати, ты не находишь, что часы сегодня били как-то странно?
— Нахожу. Хотя, впрочем, ничего особенного — просто Пашка их почистил.
Глава 21
Следующий день выдался ясный и солнечный. Дул легкий, ровный юго-западный ветер. Проснувшись пораньше, мы спустили на воду шлюпку и без долгих проволочек отправились на промысел. Хмурый и невыспавшийся Пашка в этот раз остался на корабле нести вахту.
Добыча в этот день, казалось, сама шла в руки. До полудня мы уже надрали с полтысячи раковин, и Капитан счел возможным объявить перерыв. Высыпав драгоценных моллюсков на солнцепек, мы не торопясь поели и, вздремнув часок-другой под сенью пальм, снова вышли в лагуну. Но лишь только я собрался нырнуть, Витя похлопал меня по плечу:
— Смотри.
— Что? — обернулся я.