Прививка против приключений

Бык в это время с многообещающим видом бродил вокруг фургона, выбирая, откуда нас сподручнее всего встряхнуть. Наметив место для удара, он снова разбежался и боднул повозку.

— Полундр-ра!!! — возопил, хлопая крыльями, проснувшийся Флинт. — А вот рогами вас, р-рогами!

— Молчи, гадина пернатая! — прошипел Игорь. — Удушу!

Возведенный Командором в сан Кецалькоатля, Флинт растерялся и притих.

Мерзкое животное упорно продолжало домогаться нашей повозки. У меня мелькнула дурацкая мысль, что примерно так же чувствует себя рыба в консервах, когда вскрывают банку; тем паче что один рог у быка был загнут крючком, другой по-боевому торчал вверх, от чего его башка и в самом деле смахивала издали на консервный нож. Сидя в постепенно разваливающемся под натиском быка фургончике, мы провели кошмарных полчаса, пока не приехали пастух и хозяин стада — пожилой фермер. Отогнав кнутом нашего мучителя, они долго извинялись, как бы невзначай заметив при этом, что нам необыкновенно повезло, поскольку Дьяболо (весьма подходящее для этого исчадия имечко!) только в этом лишь году забодал два джипа с туристами и сильно повредил колесный трактор.

— Надо бы прирезать его, — вздохнул фермер, — да уж больно производитель хороший! Племенной он, не чета тем полукровкам.

— А не продадите ли нам парочку? — оживился Командор.

— Отчего нет? Пожалуйста, — радушно кивнул фермер.

Обернувшись, мы поняли, что речь идет о холостых мясных бычках, мирно пасшихся неподалеку. С превеликим трудом раскупорив сейф (тот при этом гулко хлопнул, ни дать ни взять — банка с детским питанием), Игорь отсчитал несколько стодолларовых банкнот, и сделка состоялась. Коля тут же стал упрашивать Игоря купить еще и коровку в придачу, соблазняя Предводителя красочными картинами молочных рек и тучных стад. «Коровенку бы не худо, коровенку!» — немилосердно окая, бубнил он, по пятам таскаясь за Командором. Тот чуть было не согласился по инерции, но вовремя одумался.

— Я т-те дам корову! — рявкнул он. — Ты где стадо разводить собрался, на корабле? И так, понимаешь, не протолкнуться — быки, галчонок, обезьяна — Ноев ковчег какой-то! И думать не моги!

Быков мы запрягли в фургон и залезли внутрь. Паша неизвестно откуда раздобыл длинный кнут и теперь, вскарабкавшись на козлы, осторожно им размахивал, всякий раз неизменно попадая по себе.

В знак окончательного примирения фермер подарил нам свое старое, потемневшее от времени банджо, сказав, что сей инструмент заметно скрасит наше путешествие.

— Мне его прислал двоюродный брат из Техаса, — сказал он на прощанье. — Счастливого пути!

— Н-но, залетные! — крикнул Паша и в очередной раз хлестнул себя по бидону.

Глава 16

Юное дарование. Бесконечная песня. Непредвиденная остановка. Глобальное надувательство. Как надо останавливать поезда. Два фонаря. Пришельцы.

Дорога оказалась не утомительной, но уж очень однообразной. Ездили здесь редко, и никто нам по пути не встретился. Быки плелись, лениво отмахиваясь хвостами от надоедливых мух, фургон скрипел, горячий ветер гнал по дороге маленькие пыльные смерчики. Палило солнце. Осоловевший от жары капитан Флинт, разинув клюв, глядел в одну точку и на обращения в его адрес не реагировал.

После обеда Пашка упросил Олега показать ему несколько простеньких аккордов и теперь, помимо управления упряжкой, развлекал нас на редкость неблагозвучным треньканьем на расстроенном банджо, изредка прерываясь, чтобы глотнуть воды (капитанский термос окончил свои дни где-то на дне пропасти, но, на наше счастье, в фургоне отыскался помятый жестяной чайник литров на пять. Пашка сразу же нашел, что он несравнимо удобнее прочих сосудов — узкий носик чайника без помех пролезал в щель бидона, и боцман теперь мог пить, не проливая воду на себя). Репертуар Паши состоял преимущественно из чужих песен в его собственной, как он говорил, «интертрепации», и поэтому в скором времени иссяк. Пашка все чаще стал извиняться, что он, дескать, не Мадонна и не Джордж Майкл Джексон, и вообще пел до этого случая от случая к случаю, однако, поскольку благосклонная судьба послала ему музыкальный инструмент, он намерен после недолгих тренировок (он так и сказал — тренировок) выйти на большую эстраду, выступая с атлетическими номерами, перемежаемыми песнями собственного сочинения. После этой тирады бренчание и гулкие завывания возобновлялись с новой силой, и мы не знали, куда нам от этого спрятаться. Наконец Коля сообразил подбросить новоявленной поп-звезде извечную «калмыцкую» тему — что вижу, о том и пою. Паша радостно ухватился за эту идею и самозабвенно запел что-то о солнышке, о птичках и ясном небе с облаками. Успокоившись, мы помаленьку задремали.

Было слышно, как Паша, закончив воспевать росшие при дороге кусты акации, перешел на «Степь да степь кругом», потом вдруг мы ощутили толчок, фургон остановился, и Пашка закончил песню следующим куплетом: