Привал с выдернутой чекой

– Да я видел ее! – помотал головой Вадим. – Прямо под ноги упала и грохнула, а негра того Семен снял. Он и взрыв должен был видеть. Семен, ты видел?

– Я и как гранату негр метнул видел, – отозвался Буковицын. – Я еще тогда удивился, как это: взрыв – а ты на ногах стоишь. Не убило – это ладно, – неопределенный взмах рукой, должный означать: «Что ж, мол, бывает». – А вот как ты целый совершенно остался, я тоже, хоть убей, не понимаю. Не могли все осколки мимо пройти!

– А что, если это фугас без оболочки был? – предположил Чебуреков, до того молчавший и только беспрестанно переставляющий пулемет с места на место. – В виде гранаты?

– А это идея! – тут же подхватил Болотников.

– А у них такие есть? – засомневался Бубликов, все же принимая такую версию как возможную. Во всяком случае, она все объясняла, а Козлову, вообще-то, могло и показаться.

– Да наверняка. – Схватившись за подкинутую идею, заместитель командира группы принялся ее развивать. – У них в этой ИГИЛ чего только нет! Всякой приблуды хватает. А это, может, фугас для работы в помещениях был. Кинул чуть впереди себя, противника глушануло, а сам ты целый остался. И внешний вид с гранатой один в один, чтобы панику навести.

– Но меня же не глушануло… – продолжал сомневаться Бубликов.

– Так то в помещении, а это на открытом воздухе. Разница – небо и земля.

– Может, и так, – согласился Бубликов, но небольшие сомнения остались…

Глава 7

В душе все переворачивалось – странно видеть людей, с которыми совсем недавно общался, мертвыми. Молодые, здоровые, они, казалось бы, вот только сейчас были живыми и жизнерадостными. Человеческая психика странна, она отказывается воспринимать факт того, что эти парни уже никогда не поднимутся и не станут прежними, – во всяком случае, моя отказывалась. Двое ребят из третьей группы были страшно изуродованы: прямое попадание гранатометных выстрелов, еще у двоих разбита пулями голова, лицо изувечено до неузнаваемости. Казалось бы, все это страшно, а вдуматься – естественное течение жизни, мы все когда-то умрем. Кто-то раньше, кто-то позже. И поди узнай, кто был более счастлив?! Продолжительность жизни не имеет значения. Не имеет значения, во что ты веруешь и веруешь ли вообще. За порогом смерти либо ничто – это для атеистов, либо рай или что там для верующих в богов? И в обоих случаях возраст смерти ничего не решает. Разве что длинная жизнь дает возможность для покаяния, для исправления собственных ошибок, а ранняя смерть даруется для недопущения изменения участи, что уготована душе в посмертии? Я скептик, я ничего не принимаю на веру. Я не безбожник, я, может быть, больше других жажду, чтобы Бог был, чтобы существовал некий добрый дядечка, создавший нас всех, но я никогда не мог понять Бога. Создать столь несправедливый мир – в чем гениальность божественной задумки? Или известное выражение «Что наша жизнь? Игра!» – имеет более глубокое значение, чем мы полагаем? Что, если этот мир подарен нам для познания самих себя? Что, если все эти трудности и беды служат одному – развеять нашу беспросветную скуку в райском будущем? Десятки вопросов, на которые у меня нет ответа. А парни лежат – безмолвные, неподвижные. Отбушевавший свое ветер покрывает лица серой, темнеющей в ранах пылью, начинают слетаться мухи. Вскоре их будет здесь сонм, гудящий, ползающий по телам сонм, и это тоже жизнь, и жизнь, более значимая для планеты Земля, чем наша – человеческая. Если хорошенько вдуматься, мы есть паразиты, уничтожающие все вокруг. Доминантное существо, как раковая опухоль пожирающее землю и обитающие на ней виды. А мухи? Да, мухи тоже могут убивать, нет, не убивать – способствовать убийству! Перенося, распространяя всевозможные заразы, но жизни они порождают больше. Ими питаются мелкие зверьки, птички, зверьками и птичками питаются более крупные божьи твари, и так до самого верха пищевой цепочки. К тому же муха, как это ни покажется парадоксальным, настоящий санитар природы – она утилизирует дерьмо и трупы. По всему выходит, муха для живого Земли, в отличие от нас, – благо. А разве не так?

Рокот вертолетов вывел меня из молчаливых раздумий. Раздумий глупых, бессмысленных, раздумий только для того, чтобы занять время.

– Товарищи, – командир роты обратился к личному составу, – в ближний вертолет грузим раненых. Убитых ребят в дальний.

Все правильно – из-под винтов летит поток пыли, зачем лишний раз подставлять под нее раненых парней? Мертвым пыль не страшна. Для них вообще в этом мире уже ничего не осталось страшного.

«МИ-8» садится совсем рядом, песок летит в лицо, наконец-то найденные очки позволяют не отворачиваться. Дверцы в вертолетах открыты, лестницы опущены. Все, грузимся.

Первыми в небо ушли «вертушки» с убитыми и ранеными. Затем мы. Взлетаем. Бойцы хмурые и неразговорчивые. Смерть любит тишину.