Притяжение страха

Она уже спала. И не заметила, что местный бомж, одетый с вызывающей роскошью — в шелковые пурпурные шаровары и вязаную сетчатую хламиду, — изящно стянул недопитую ею банку с пивом.

Как не видела и того, кто склонился над ней, на долю секунды заглянув в спящее лицо. А потом, осторожно сдвинув пальцами лямку майки, вгляделся с насмешливым любопытством в ее незаконченную татуировку.

Глава 7 АНТОНИО

Прекрасное лицо склоняется над ней, медленно и неумолимо приближаясь.

Вот оно уже так близко, что его не видно. Видны только губы — странно бледные на загорелой коже, четко очерченные идеальной формы. Не влажные и не сухие, не улыбающиеся и не сжатые… она чувствует незнакомое дыхание на своей шее, оно пахнет свежестью, морем и сигарами. Сейчас, очень скоро этот рот поцелует ее и все изменится. А пока чьи-то прохладные пальцы щекочут кожу на левой лопатке…

Юлия вскрикнула, дернулась и открыла глаза.

Лицо и голые руки приятно покалывало мелкими теплыми каплями южного дождя.

Сквозь ветви платана светили вместо солнца уличные желтые фонари… Выдохнув, Юлия села. Помотала головой. Это же надо было уснуть в такой неудобной позе, что спине только еще хуже стало! А, впрочем, это уже не лечится, видимо…

Она потерла лицо руками, стараясь разогнать мрак и тоску сновидения… бр-р… Вот приснится же на почве всех этих впечатлений. То ли еще будет. И вообще — слава богу, что жива, — подумала Юлия, оглядываясь по сторонам. Она была уже одна на просторном газоне, если не считать мятых бумажек и пластиковых стаканчиков из-под колы и пива… Ладно, сумка на плече и деньги, кажется, целы. Фу ты, черт, имея забронированный номер в гостинице, уснуть нужно было, именно здесь… Но ветерок был такой приятный, теплый и морской, и это из-за него, наверное, очень хотелось есть. И пить. И… жить!

Отдохнувшая, еще сонная Юлия встала, снова деловито развернула карту. Но запах жареного мяса из ближайшего ресторанчика повлек ее вперед, как маяк влечет в непогожую ночь заплутавший корабль. И там она, уже не стесняясь, заказала и воды, и вина, и маленькую чугунную сковородку с чем-то вкусно пахнущим, как у ребят за ближайшим столиком. Она показала на них пожилому официанту, и тот одобрительно закивал:

— О, си, си, паэлья! Си, сеньорита…

Через пять минут перед ней дымилось креветки и моллюски вперемешку с коричневым рисом. Она ела и пила с таким аппетитом, что появилась надежда на скорое «выздоровление» и даже — возможное счастье. Это было состояние из серии «жизнь налаживается!»

Было уже девять часов вечера. Ничего себе она поспала! Автобус, конечно, уехал… ну, что ж. Не нужно мучиться проблемой выбора! А это уже хорошо. На всякий случай она заглянула в карту. Хотя и так помнила, где находится Готический квартал.

…Тьма в Готическом квартале была именно тьмой. А не тем искусственным, кокетливым полумраком на фешенебельной Диагонали, который она безрассудно и без сожалений покинула.

Нельзя сказать, что Юлия целенаправленно искала жертву.

И уж конечно, она не собиралась сама становиться ею. Но когда мысль о мести, расплывчатая, неоформленная, являлась ей вскользь, становилось легче. По крайней мере, впереди возникала цель, способная заменить разрушенный смысл существования. Кому мстить — ни о чем не подозревающему бедняге, всему миру или самой себе, — было не так уж важно.

Несомненно, она была пьяна своим горем. Подобно всем чутким, артистичным натурам, она обладала способностью, возведенной в потребность, упиваться до одури любой эмоцией. Так, безжалостно растравляя душу, она, сама того не осознавая, умела наслаждаться даже собственными страданиями.

Итак, Юлия была пьяна — от душевных мук, кажется, неизбывных. От трех бокалов розовой сангрии, выпитых в душном, темном баре для местных, куда все-таки вошла, вопреки здравому смыслу. И, конечно, от атмосферы вокруг — порочной, изысканной и опасной. Такой же, как сама Юлия.

Она шла вдоль Рамблы, по одному из боковых тротуаров. Мимоходом заглядывая в витрины магазинов, в окна крохотных заведений под названием «Бодега» с экзотическими интерьерами…

Навстречу ей, оживленно переговариваясь, двигались двое мужчин, молодых и довольно интересных. Особенно один — в элегантных очках и знойных кудряшках, деликатно умащенных гелем. У него был вид рафинированного интеллектуала — вполне в ее вкусе. Вот она — отличная возможность испытать себя!

Юлия постаралась сосредоточиться. «Сейчас ты меня увидишь… — заклинала она, непроизвольно выпрямляя ноющую спину, втягивая и без того плоский, поджарый живот, — сначала ты увидишь мои ноги… мои ступни в резиновых вьетнамках, узкие и аккуратные, с ярко-алым лаком на ногтях… мои колени, нежно-розовые и соблазнительные, не успевшие покрыться защитной броней загара… ну, давай, давай… Подними глаза!» Он это сделал. И Юлия, встретив его взгляд, прочла в нем именно то, что хотела. Сначала — заинтересованность. Потом, когда они поравнялись, и она улыбнулась ему так смущенно и ласково, как только могла — непритворное восхищение… Ну?!!

— Сеньорита… Me gustos[1]…