Притяжение (ЛП)

— Тогда загадывай желание. — Ребекка широко улыбнулась. Совсем как его мама. Она открыла сумочку, достала зажигалку и зажгла свечу. Мальчик смотрел на горящий фитилек, на воск, медленно стекающий вниз и расплавляющий глазурь. — Давай же! Задуй свечку и загадай желание.

Он сделал так, как она сказала, и ее улыбка стала еще шире.

В тот вечер мальчик, сам того не подозревая, совершил ошибку. Все произошло очень быстро: между моментом, когда он открыл рот, чтобы задуть свечу, и моментом, когда дымок от пламени рассеялся в воздухе. За эти доли секунды, за этот крошечный промежуток времени он случайно открыл свое сердце и впустил в него эту женщину.

Последней женщиной, которая помнила про его день рождения, была мама. Он очень ее любил. Эта женщина очень сильно напоминала ему мать: начиная с доброй улыбки и желания довериться ей и заканчивая накрашенными губами, глазами, как у лани, и готовностью любить.

Ребекка не обманула насчет человеческого сердца и любви.

Сердце всегда с распростертыми объятьями встречает новую любовь, но когда эта любовь поселяется в нем окончательно, следом начинает вползать разочарование, закрывая черной пеленой светлое чувство. Прячась в тени, разочарование отравляет любовь, превращая ее во что-то мрачное, жестокое, уродливое. Разочарование захватывает любовь, калечит ее, унижает, покрывая шрамами. Разочарование медленно превращает в кусок льда человеческое сердце, которое когда-то с радостью открывалось навстречу любви.

— С днем рождения, — сказала Ребекка, подцепляя глазурь с кекса кончиком пальца и облизывая его. — Надеюсь, все твои желания сбудутся.

Глава 8

Люси

Где-то в середине ночи раздался телефонный звонок. Я перевернулась на другой бок в поисках Ричарда, но его не оказалось на месте. Бросив взгляд в сторону коридора, я увидела горящий свет и услышала тихие звуки джаза — значит, он работает над очередной картиной. Телефон продолжал звонить, и я, протерев глаза, потянулась к нему, чтобы ответить.

— Алло? — зевнула я, изо всех сил удерживая глаза открытыми. Шторы в комнате были задернуты, и сквозь них не пробивалось ни лучика света — ясно, что до утра еще далеко.

— Люсиль? Это Грэм. Я тебя разбудил? — спросил он дрожащим голосом. На заднем плане послышался детский плач.

Я села в кровати и снова зевнула.

— Нет, что ты. Я всегда просыпаюсь в три часа ночи. В чем дело? Что-то случилось?

— Сегодня Тэлон выписали домой.

— Это замечательно.

— Нет, — ответил Грэм, и его голос сорвался. — Она не прекращает плакать. Она отказывается от еды. А когда засыпает, мне кажется, что она умерла. Поэтому я проверяю, бьется ли ее сердце. Естественно, от этого она просыпается и снова начинает плакать. Когда я укладываю Тэлон в кроватку, она начинает кричать еще громче, чем когда лежит у меня на руках. Мне нужно… Я…

— Давай свой адрес.

— Ты не…

— Грэм, адрес. Сейчас же.

Он уступил и объяснил мне, как добраться до его дома в Ривер-Хиллз. По крайней мере, адрес места жительства свидетельствовал о том, что он человек небедный.

Я быстро оделась, собрала свои спутанные волосы в не менее небрежный пучок и поспешила в гостиную, где сидел Ричард. Он напряженно всматривался в один из своих набросков углем.

— Все еще работаешь? — спросила я.

Скользнув по мне взглядом, Ричард приподнял бровь.

— Куда собралась?

Его лицо изменилось: длинная борода сбрита, остались только усы.

— Ты сбрил бороду, — заметила я. — Теперь ты усатый.

— Да, мне не хватало вдохновения, и я понял: нужно побриться, чтобы добавилось немного экспрессии. Тебе нравится?

— Это… — я сморщила нос, — … интересный творческий подход.

— Именно к этому должен стремиться настоящий художник. Так, постой-ка, а куда это ты собралась?

— Только что позвонил Грэм. Тэлон выписали из больницы, и у него много проблем с ней.

— Сейчас… — Ричард прищурился и взглянул на часы. Уверена, его очки погребены где-то в толще этого творческого беспорядка, — …три часа ночи.

— Знаю. — Я подошла к нему и поцеловала в макушку. — Именно поэтому тебе нужно немного поспать.

Он отмахнулся.

— Люди, чьи работы выставляются в музее, не спят, Люси. Они творят.

Я засмеялась и направилась к двери.

— Тогда попробуй творить с закрытыми глазами. Я скоро вернусь.

Подъехав по указанному Грэмом адресу, я была поражена размерами дома. Конечно, в Ривер-Хиллз все особняки ошеломляли своим видом, но от дома Грэма просто захватывало дух. Его особняк — отражение своего владельца — был полностью закрыт от окружающего мира. Спереди он был окружен деревьями, и только на заднем дворе виднелась небольшая лужайка, на которой галькой были выложены клумбы, но они просто заросли травой. А ведь здесь мог бы получиться прекрасный сад! Я прямо представила себе это место, засаженное уникальными сортами цветов и вьющихся растений. За лужайкой снова плотная стена деревьев, уходящая вдаль. Солнце еще не взошло, и дом, хоть не был освещен, выглядел просто потрясающе. Перед крыльцом сидели два каменных льва, а на крыше — три изваяния горгулий.