Он один на экране, никакого антуража, никаких эффектов, ничто не мешает, он говорит для миллионов и вместе с тем говорит для каждого из нас в отдельности. Он доказывает, что телевидение – это самое массовое и самое интимное искусство. От этой передачи нельзя было оторваться тогда, когда она была создана. Нельзя оторваться и сегодня. Нельзя будет и через сто лет. Почему? Потому что в этом чтении писем Карамзиных (что нам Гекуба и что нам Карамзины?) заложено нечто такое, что изучающим Андроникова предстоит разгадать, понять. Это нечто – гуманная личность ученого, артиста, но прежде всего – человека.
От него исходят наши переживания, сочувствие, возмущение врагами Пушкина и… добро. Все передачи Андроникова несут добро. А ведь добро – это «верую», это кредо телевидения и телевизионного профессионала.
Нет ли такой закономерности: только человек, несущий добро, есть подлинный человек телевидения. Этому учит опыт Андроникова. Появление на телевидении злобной личности, пусть даже стремящейся к благим целям, это трагедия телевидения и самого телешоумена, как бы мы им ни увлекались. Как бы трагичен, даже отвратителен ни был материал, тема, которой посвящена передача, человек, обращающийся к нам с экрана, должен нести ДОБРО.
Эх, если бы я был молодой аспирант или студент, я бы ухватился за тему уроков Андроникова, за
«
Андрониковедение, прежде всего, – концептуальное освоение наследия Андроникова. Оно касается самых высоких категорий телевидения как искусства.
До сих пор я говорил как зритель, но, думается, в этой науке – андрониковедении, есть и множество частных тем, требующих особого анализа. Одна из таких тем, о которой я могу судить более профессионально, – это «Андроников – телевидение – музей». Вернее, многие и многие музеи, о которых он захотел рассказать нам. Впрочем, и эта, как будто частная тема, имеет свое концептуальное значение: это проблема
Вот передо мной книга. Она называется «Рождение музея». Написал ее я, но написал, конечно, в значительной мере благодаря Ираклию Луарсабовичу. Я стал одним из множества примеров того, как он умел высекать из человека творческую искру, ободрять его, заставлять что-то делать. Позволю себе прочитать несколько абзацев из этой книги.
«Двадцать пятого апреля 1963 года в жизни музея произошло событие, едва ли не равное по значению дню, когда мы открыли музей для посетителей. Это была часовая передача по телевидению, которую провел из музея доктор филологических наук Ираклий Луарсабович Андроников. Впоследствии она была дважды повторена, показана по Интервидению. Три часа телевизионного времени! Это было новым рождением музея! Ибо никакие средства популяризации не смогли бы в такой мере способствовать знакомству публики с новым музеем, с собранными нами материалами, как телевизионная передача. А то, что ее провел И. Л. Андроников, ученый и писатель, пользующийся огромным авторитетом у многомиллионной аудитории, необычайно повысило интерес людей к музею.
Мы глубоко благодарны за это автору передачи. И благодарны вдвойне за наглядный, предметный урок: какой должна быть телевизионная передача на материалах музея.
Может ли современный музей не мечтать об аудитории телевизионного экрана? Может ли зритель не желать увидеть на экране музей – ничуть не меньше, чем театр и эстраду? Может ли телевидение не стремиться к обогащению своих программ передачами на музейных материалах, имеющими высокое познавательное, воспитательное и художественное значение?
Но чтобы организовать такие передачи, необходимо понять законы их жанра и быть готовым к тому, чтобы вложить в них огромный труд, как это делает И. Л. Андроников. Для тех же, кто не имеет его опыта и таланта, количество вкладываемого труда должно, по-видимому, возрастать во много раз.
Дни подготовки телепередачи живо напомнили нам дни перед открытием экспозиции, когда казалось, что музей рушится, все летит в „тартарары”. Но, как тогда, так и теперь, к началу передачи все и всё заняло свои места и сослужило свою службу.
Урок, который мы извлекли для себя, в другом: в уважении к минуте и секунде телевизионного времени, которое не терпит беспредметности, общих фраз, бездействия, отсутствия мысли и живого общения.