Притяжение

А что? Галлюцинация она и есть… Иначе, с чего бы Каримову злиться? Так злиться, что эта злость в глазах яркими всполохами, языками адского пламени брызжет. И клокочет, рычит внутри – она ведь чувствует… Всегда его чувствовала. Всегда… И сейчас ничего не изменилось! Кажется, галлюцинация это тоже поняла. Видение прикрыло глаза и сделало глубокий размеренный вдох.

Стоп! А разве галлюцинации дышат?

- Привет, Соня… Узнала?

Если первую фразу галлюцинация проговорила спокойно, то ко второй его будто бы опять подорвало. Было в ней что-то вроде «посмей только не узнать». Какой-то вызов был и горячность.

Ей нужно что-нибудь говорить? Конечно, нет! Вызывайте санитаров, да, Ковалевская?!

Видение переместилось ближе, и она уловила его аромат. Зажмурилась. Сердце болезненно билось о и без того ушибленные ребра. Его аромат перекатывался на рецепторах и, кажется, впитывался в ее кровь.

- Как ты себя чувствуешь?

Его голос оказался все таким же хриплым, а вот акцента совершенно не стало. Но если бы Амир действительно был галлюцинацией, порожденной её помутившимся разумом, он бы вряд ли звучал именно так, по-новому.

Ну же… ответь, идиотка! Мало ли, почему он приехал! Выразить сочувствие! Почему нет! Какого черта, Ковалевская?!

Соня с большим трудом заставила себя взглянуть на Амира еще раз.

- Здравствуй. Да, конечно. Узнала. Вы не слишком изменились, Амир Шамильевич. Я видела вас по телевизору. Очевидно, я тоже должна поблагодарить вас за спасение.

- Хоть ты перестань! – нервно дернул головой Каримов. – Как эта запись всплыла – ума не приложу. Дурдом какой-то.

Амир устало растер лицо и сковал ее пристальным непроницаемым взглядом. Соня кивнула, отстранилась, опустила ресницы. А потом разозлилась! На саму себя разозлилась… На эту предательскую дрожь, охватившую ее тело, на оглушительные басы зашкаливающего сердечного ритма.

- Зачем вы здесь? – после долгой, затянувшейся паузы спросила она.

- Чтобы расставить точки.

Глава 10

- Чтобы расставить точки.

Сказал и… все! Отпустило! Как-то сразу расхотелось бороться с тем, что было сильнее его. Сильнее любых доводов, старательно выстраиваемых рассудком, сильнее воли… Этой тяге невозможно было противиться, хотя – видит бог – он пытался. Зря. Ведь только сейчас, когда он себя до конца отпустил, и его страх, наконец, притупился. Тот самый страх, который на самом деле возник еще годы назад, но в котором Амир себе только сейчас признался – боязнь того, что он уже сам себе не принадлежит. Что он так тесно переплелся с другим человеком, что между ними вообще не осталось зазоров.

Амир взял стоящий у окна стул и под растерянным взглядом Сони придвинул его вплотную к кровати. Медленно, как старик, на него опустился. Скользнул по ней жадным взглядом, подчиняясь охватившему его сумасшествию. Как никогда понимая, что если он сейчас переступит черту, если позволит себе Соню от макушек до кончиков пальцев, если даст своим чувствам волю, позволив им войти в свою жизнь – дороги назад не будет. И ничего, вообще ничего не будет… без неё. Пробовал – знает.

Он помнил тот липкий, холодный ужас, когда почувствовал ее там… на трассе. Он отдавал себе отчет, что ощущал все эти дни, когда усилием воли заставлял себя держаться от нее подальше, в то время как она отходила от операции и мучилась от боли. Амир пытался работать, а вместо этого видел перед собой ее залитое кровью лицо и переполненные болью глаза. Разве он мог их разглядеть в сгущающихся ранних сумерках? Ни в коем случае. А все равно видел… Расплавленное серебро радужки, опоясанное темным кольцом. Он помнил их так отчетливо… Её всю! То, как она двигалась, смеялась, сердилась, как смотрела на него измученными усталыми глазами в момент, когда просила его отпустить. И он отпустил… Даже не потому, что пообещал ей однажды исполнить любое её желание, и нужно было слово держать. А потому, что не мог ее видеть такой – несчастной, и знать, что он причина тому.

- Расставить точки? – удивилась Соня. - А разве мы этого не сделали давным-давно?

- Нет, – покачал головой Амир. – Я - нет. Однозначно. А ты?

- Я не знаю… - прошептала Соня спустя некоторое время, в течение которого размышляла о чем-то своем. – Знаю только, что перед отъездом… хотела бы разобраться. Да. Может быть, ты прав. Но… знаешь, все так неожиданно.

Она всегда была такой. Правдивой, до зубовного скрежета. Но сейчас ее искренность совершенно не вызывала в нем отторжения. Напротив. Он, наверное, понял её огромную ценность. Амир втайне порадовался, что в этом плане Соня не изменилась. Её глаза были все теми же чистыми, незамутненными предательством и корыстью озерами.

- Возможно, нам действительно стоит поговорить, – еще тише добавила она.

- Поговорить? Да, наверное. И это тоже… Впрочем, знаешь… У меня несколько другие мысли на этот счет, – парировал Амир, а после запнулся – потому что не было у него никаких мыслей. Его приезд в больницу стал авантюрой чистой воды. Порыв, которому сейчас он был благодарен. Так о каких мыслях он толковал?!