И разве само по себе огромное число созданий Блока, вышедших из-под пера именно по следам мучительных конфликтов с женой, в связи с их драматическими отношениями, разве этот ряд неувядаемых образцов любовной лирики не есть опровержение слов исследователя? Наконец, не правомерней ли верить поэту в его стихах, чем в его продиктованных отчаянием дневниковых записях, — поскольку у гениального поэта, каким был Блок, — жизнь и поэзия единосущны…
«Перед судом» — не изменившая жена, а сам поэт! Не она у него — он просит у нее прощения!
Еще до написания «Перед судом» Блок отмечал в записных книжках: «Никогда не умел ее любить. А люблю».
И опять, думается, исследователь впадает в ошибку, утверждая на основании этой и подобно этой записей, что драма любви по-настоящему переживалась одним лишь поэтом — «С нею же все повернулось гораздо проще. Серьезных душевных мук она не испытывала, смотрела на вещи трезво и эгоистично».
Но означает ли «не умел ее любить» — нелюбовь? Тем более что рядом — «люблю»… Не означает ли эта запись — что больше вероятно — не сетование, а самоукоризну за неумение сделать любовь творческой, органичной составной частью своей жизни и творчества? Самоукоризну во многом напрасную, потому что на деле Блок любил свою «единственную» именно так: творчески, страдательно-гениально!.. И эта — именно творчески-страдательная — любовь поэта и его жены — целая воспитательная школа отношений личностей в любви грядущих поколений! Небыстро, нелегко приходят озарения о духовности любви…
Да и разве одним лишь эгоизмом, одной лишь трезвостью могли быть продиктованы многие душераздирающие письма жены поэта, в которых, в частности, писалось, что, если Блок оставит ее, она погибнет?
Разумеется, тут могла быть разница в глубине переживаний. С одной стороны — нервный, с «роковым» восприятием мира гениальный поэт, с другой стороны — актриса, художник, волевой и сдержанный, замкнутый и гордый женский характер. Актриса и, значит, художник, в которой дисциплина чувств уже подразумевается как профессиональное качество. О личной драме поэта мы знаем по стихам, письмам, дневникам и записным книжкам. О драме и переживаниях его жены мы можем судить лишь по ее письмам Блоку. Все ли тут сказалось? Вряд ли… Интимно-личное поэта к тому же тесно переплеталось с общей драмой времени, столь болезненно воспринятой поэтом. Здесь было не только взаимное проникновение и переплетение личноинтимного и общеисторического, было и усиление друг другом этих чувств в общем драматическом восприятии поэта Родины как — жены-родины.
Вот какой, значит, на деле был символизм Блока. Он в содержании своем питался живой, трепетной, кровоточащей реальностью. Ведь поистине — мир раскололся, и трещина прошла через сердце поэта. Вот почему личная драма не отделялась от драмы Родины. Боль страдающей Родины, чувство сыновней вины вмещали боль и вину перед женой…
Не просто рыцарское благородство, не просто великодушная щедрость великого сердца — этому имя: мужество. Образцовое мужество — редкостный пример для многих поколений. Это воплощенное чувство ответственности мужчины перед женщиной, которое всегда будет высоко ценимо в жизни, как бы далеко ни развились эмансипация, равноправие, женская независимость. Лишенная любви — женщина вправе искать любовь…
«Страстная, безбожная, пустая…» Что это?.. Все же, мол, «не без попреков»? Нет, другое здесь! Некие «исторические» обвинения со стороны ревности мужской и молвы. За века не обновленные, без мужской озаренности, оставаясь все в той же тайне женской сокровенности. Здесь эти три слова помянуты из обихода и всеобщности, как бы контекстно, и поэтому тут же перечеркиваются сердечным, искренним, радостно-роковым и непреложным — творческим — «незабвенная»! «Многим женщинам сужденный путь» — найдено альтернативное чувство. Внимание, забота, ответственность за женщину. В чувстве подлинное мужество: не слов-укоров — поступков!