«Как пустота и бессильная праздность жизни сменяются мутною, ничего не говорящею смертью. Как это страшное событие совершается бессмысленно. Не трогаются. Смерть поражает нетрогающийся мир», — писал Гоголь. Эти строки он все же не решился включить в «Мертвые души», главной — внутренней — темой которых страх… Страх мужиков перед барином, властью и царем. Страх царя, властей и бар перед мужиками. Всё озирается, говорит почти шепотом, аллегориями, языком уклончивости и смутных намеков… Не в инстинкте страха — пусть совершенно другого, в иную эпоху! — одна из причин и сжатой до предела метафоричности Олеши? К тому же «Я вишу между двумя мирами. Эта истинная ситуация настолько необычайна, что простое ее описание не уступит по занимательности самой ловкой беллетристике». Это слова самого Олеши. А вот слова о нем Виктора Шкловского: «Будем благодарны тем, кто стремится к познанию через толщу воды и гранита, через трудности, через многократные попытки и опыты. Они есть накопление эпохи. Жизнь Юрия Олеши логична». И «накопления эпохи», и «логичная жизнь» одного из художников, волею судеб оказавшегося как бы собирательной линзой всех страстей и болей, надежд и верований эпохи, не могут не вызвать писательского — художнического — интереса. Такого писателя здесь ждет не просто тема — а книга, означающая как исполненный перед народом свой писательский долг, так, возможно, само осуществление призвания!
Возможно, что книга эта не состоялась в силу того, что ряд общественных организаций все еще не чувствуют в себе смелости сказать всю правду о драматичном времени. И это несмотря на то, что Ленин всегда видел в полной гласности возможность укрепления наших идеологических и жизненных основ, что к этому же призывали неоднократно важнейшие партийные документы… Разумеется, обыватель или мещанин в правде всегда найдет повод для пересудов и кривотолков. Но на них ли должен строиться расчет в подобных случаях? Разве каждый истинный шаг вперед духа жизни не совершается вопреки ему, обывателю? Люди труда, люди труда мысли всегда понимают ошибку правильно, извлекают из нее нужный урок, достойно продолжая свое общенародное дело! Одно лишь они не понимают, не в состоянии понять: попытки к сокрытию ошибок, правды о них, недоверие к интеллектуальной и патриотической зрелости общества в усилиях заменить правду полуправдой, дипломатичной недомолвленностью…
Когда-то Ленин писал, что если нас что-то и погубит, то это будет бюрократия. Между тем — помимо личных причин — в культе личности есть много причин именно общесоциального свойства, например, та же бюрократия! Ее социальная психологичность так же весьма сложна, так же еще не изучена — глубоко, образно, художнически — нашей литературой!
«Всеобщий дух бюрократии есть тайна, таинство. Соблюдение этого таинства обеспечивается в ее собственной среде ее иерархической организацией, а по отношению к внешнему миру — ее замкнутым корпоративным характером. Открытый дух государства, а также государственное мышление представляются поэтому бюрократии предательством по отношению к ее тайне. Авторитет есть поэтому принцип ее знания, и обоготворение авторитета есть ее образ мыслей», — читаем мы в первом томе сочинений Маркса и Энгельса. Вот почему бюрократия все или почти все, что исходит из «открытого духа государства», из «государственного мышления» — все то, что есть непосредственная связь с народом, все это бюрократия всеми силами старается исказить, спасая будто бы государство от предательства, на деле оберегая свои карьеристско-корыстные возможности… Но бюрократия меняет и государственное мышление, проникает к источнику «открытого духа государства», меняя и его по своему образу и подобию!.. Это тем легче удается, чем властолюбивей люди, осуществляющие эти — святые — в народном смысле — функции. Личные негативные качества характера возводятся в степень, подпираются бюрократическим плечом…
Так сатана культа личности (скажем так, имея в виду, разумеется, не деический, культовый, а этически-нравственный смысл) клялся именем народа, но против же народа использовал жупел: «враг народа»! Впрочем, это не было изобретением, а позаимствованием. Якобинский террор против аристократии — во имя всеобщего страха — еще задолго до этого, но почти одновременно с гильотиной — придумал это — «враг народа»… Гильотине — вроде бы не скажешь — «ужо тебе!» — но не разгул ли якобинской жестокости, ставший неразборчивым между аристократией и народом, помог приходу Термидора, отплатившего якобинцам тем же террором? И не все это вместе помогло рождению «кровавого чудовища» Бонапарта, уже не довольствовавшегося возможностями гильотины — ему потребовалось залить кровью всю Европу?..