Пристрастие к смерти

Засунув горшок обратно под кровать, мисс Уортон надела халат и прошлепала босыми ногами через узкий коридорчик к единственному окну гостиной. В доме царила полная тишина. В свете фонарей улица сияла, как эбеново-черная река, текущая меж берегов, образованных припаркованными вплотную друг к другу машинами. Даже через закрытое окно до нее доносился приглушенный рев мчавшегося по Харроу-роуд автомобильного потока. Ночные облака нависали низко над землей, подсвеченные красными отблесками неутомимой рекламы. Иногда, глядя в эту пугающую полутьму, мисс Уортон представляла себе, будто Лондон стоит на вечно тлеющих углях и эта непризнанная преисподняя окружает ее со всех сторон. Справа на фоне бешено мигающего зарева вырисовывался силуэт церкви Святого Матфея. Обычно он ее успокаивал. Это было место, где ее знали, ценили за те небольшие услуги, которые она оказывала приходу, давали возможность занять себя, найти утешение, исповедаться, почувствовать себя дома. Но сейчас высокая узкая башня казалась чужой и торчала на фоне бурого неба как символ ужаса и смерти. Как же она сможет теперь ходить туда два раза в неделю по знакомой тропе? Раньше, если не считать коротких отрезков, проходящих под мостом, эта тропа казалась ей защищенной от опасностей городских улиц. Даже ранним утром, когда еще толком не рассвело, она ходила по ней, милосердно свободная от страха. А в последние месяцы у нее появился еще и Даррен. Но теперь Даррена нет, нет и чувства безопасности, и тропа всегда будет представляться ей скользкой от воображаемой крови. Она вернулась в постель и теперь мысленно, по крышам, перенеслась в малую ризницу. Сейчас она, конечно, пуста. Полиция увезла трупы. Черный автофургон без окон стоял наготове еще до того, как она ушла. Теперь там нет ничего, кроме бурых пятен крови на ковре. Или его тоже уже убрали? Ничего, кроме пустоты, тьмы и запаха смерти, – разве что в приделе Богородицы еще трепещет огонь в алтаре. Неужели ей придется расстаться и с этим? Неужели убийство чревато утратами и для невиновных: забирает у них людей, которых они любили, объемлет душу страхом, оставляет их покинутыми и лишенными друзей, одних под тлеющим небом?

7

Было уже больше половины двенадцатого, когда Кейт Мискин, лязгнув дверью лифта, отперла замок на двери своей квартиры. Она хотела дождаться в Ярде возвращения Дэлглиша и Массингема после их встречи с Холлиуэллом, но Дэлглиш сказал, что день окончен и до утра ни она, ни кто-либо другой ничего больше сделать не смогут. Если Дэлглиш прав и оба, Бероун и Харри Мак, убиты, то им с Массингемом придется работать по шестнадцать часов в день, а то и больше. Это ее не пугало, так бывало и раньше. Щелкнув выключателем и закрыв за собой дверь на два оборота ключа, она вдруг подумала: как странно, даже, наверное, предосудительно, что она хочет, чтобы Дэлглиш оказался прав, но тут же и простила себя, прибегнув к универсальному и удобному оправданию. Бероун и Харри Мак мертвы, ничто их не воскресит. И если сэр Пол Бероун не сам перерезал себе горло, то дело обещает быть столь же интересным, сколь и важным, причем не только лично для нее как шанс продвинуться по службе. Далеко не все приветствовали создание при департаменте СИ-1 – спецподразделения, предназначенного для расследования серьезных преступлений, требующего особой политической и общественной деликатности. Она могла бы назвать немало старших чинов, которые ничуть не пожалели бы, если бы это дело, первое для нового отряда, обернулось обычной бытовой трагедией: убийством с последующим самоубийством.

Кейт вошла в квартиру с чувством удовлетворения оттого, что она дома. В Чарлз-Шеннон-хаус она жила уже более двух лет. Покупка квартиры на тщательно просчитанных условиях ипотеки была ее первым шагом на запланированном пути продвижения вверх; со временем она мечтала перебраться в дом, перестраиваемый из пакгауза на Темзе, – с широкими окнами, выходящими на реку, огромными комнатами с декоративными стропилами под потолками, с видом на Тауэрский мост. Нынешняя же квартира – только начало. Но она наслаждалась и ею, порой едва удерживаясь, чтобы не начать бродить вдоль стен, ощупывая их и мебель, дабы лишний раз убедиться, что все это – реальность.