Пришелец в земле чужой

— Почему бы не устроиться поудобнее? Разве здесь есть кто-нибудь кроме нас, цыпочки? — Последняя фраза была шуткой, подходящей для того, чтобы подчеркнуть, что здесь собрались близкие друзья — так ему объяснял Джубал.

— Конечно, Пэтти, — согласилась Джилл. — Если у тебя нет нижнего белья, я дам тебе что-нибудь накинуть.

— Ну, в общем… я влезла в один из костюмчиков.

— Тогда не церемонься с друзьями. Я принесу тебе тапочки.

— Нет. Я лучше останусь в чулках и туфлях. — Она продолжала говорить, думая о том, как бы незаметно перейти к разговору о религии. Благослови их Господь, дети готовы были к обращению, она в этом не сомневалась, — но хотела сама на протяжении всего сезона вести их к свету.

— Все дело в том, Смитти, что нужно понимать публику. Если бы ты был настоящим волшебником — я не хочу сказать, что ты не мастер, у тебя блестящая техника, — Джилл принесла шлепанцы, и Патриция, сняв чулки, сунула их в туфли, — но публика знает: это не потому, что ты продал душу дьяволу. Техникой их не возьмешь. Ты когда-нибудь видел, чтобы глотатель огня выступал с хорошенькой девушкой? Нет, потому что она только все испортила бы. Ведь публика ждет, что он загорится, — тут она сняла платье и осталась в одном из своих костюмов. Джилл взяла платье и расцеловала ее.

— Вот теперь ты выглядишь естественно, тетя Пэтти. Пей, я налью еще.

— Минутку, дорогая. — «Укрепи меня, Господи! Мои картины будут говорить сами за себя, именно для этого Джордж их и делал». — Вот, видите, что у меня есть для этих зевак? Вы когда-нибудь видели, я имею в виду по-настоящему видели, мои картинки?

— Нет, — сказала Джилл, — мы не хотели рассматривать тебя, как пара зевак.

— Так смотрите, дорогие, ведь не зря Джордж, упокой, Господи, его душу, трудился! Смотрите, изучайте. Вот здесь, в центре изображено рождение нашего пророка, святого Архангела Фостера. Он тут невинный младенец, не ведающий, что Ему уготовано небесами. А вокруг нарисованы ангелы, которые все знали заранее. Здесь Джордж запечатлел первое чудо, совершенное пророком. Еще мальчиком пророк застрелил из рогатки птичку, потом устыдился, поднял ее, погладил; она ожила и улетела. Сейчас я повернусь к вам спиной, — миссис Пайвонски объяснила, что когда Джордж начинал богоугодную работу, ее тело уже не было чистым холстом. Поэтому Джорджу пришлось превратить «Нападение на Пирл-Харбор» в «Армагеддон» и «Небоскребы Нью-Йорка» в «Священный город».

— К сожалению, Джорджу удалось изобразить лишь основные вехи в жизни пророка. Вот Фостер проповедует на ступенях отвергшей его духовной семинарии. С тех пор его начали преследовать. А вот он громит идолопоклоннический храм… А вот он в тюрьме, и от него исходит священный свет. Его освободили из тюрьмы приверженцы веры…

(Преподобный Фостер понял, что, одобряя свободу религии, кастеты, клубы и готовность ввязаться в дрязги с полицией, перевесил пассивное сопротивление. Он с самого начала был воинствующим верующим. Однако он был и тактиком; он вступал в битвы только тогда, когда на стороне Господа воевала тяжелая артиллерия.)

— А судью, который посадил его в тюрьму, вымазали дегтем и вываляли в перьях. Вот здесь — вам не видно, лифчик закрывает. Безобразие…

— «Майкл, чего она хочет?»

— «Ты сама знаешь. Скажи ей».

— Тетушка Пэтти, — мягко сказала Джилл, — ты хочешь, чтобы мы увидели все картины?

— Да. Тим говорит, что Джордж использовал эти места, чтобы не оставить рассказ незаконченным.

— Если Джордж трудился над картиной, надо думать, он рассчитывал, что на нее будут смотреть. Сними костюм. Я говорила, что могла бы работать голой, а здесь даже не работа, а встреча друзей… куда ты пришла со святой целью.

— Ну, если вы так хотите, — она торжествовала. Аллилуйя! С помощью Фостера и Джорджа она обратит ребят.

— Помочь тебе расстегнуться?

«Джилл!»

«Майкл, что ты задумал».

«Подожди, увидишь».

Миссис Пайвонски была просто поражена, когда обнаружила, что ее унизанные блестками трусики и бюстгальтер исчезли. Джилл не удивилась, когда пропал ее пеньюар, но немножко изумилась, когда и на Майке исчез халат; она расценила это как обходительность.

Миссис Пайвонски ахнула.

Джилл обняла ее:

— Пэтти, не волнуйся, все в порядке. Майк, объясни…

— Хорошо, Джилл. Пэт…

— Да, Смитти?

— Ты не верила, что я продал душу дьяволу. Ты хотела снять костюм — я помог.

— Как ты это сделал? И где костюм?

— Там же, где наши халаты. Его нет.

— Пэтти, не волнуйся, мы заплатим, — вмешалась Джилл. — Не стоило этого делать, Майк.

— Извини, Джилл. Я думал, ничего страшного.

— В самом деле, ничего, — цирковая гордость не позволяла тетушке Пэтти признаться, что она испугалась.

Костюма ей было не жаль, наготы она не смущалась. Миссис Пайвонски была озабочена теологической стороной происшествия.

— Смитти, это настоящее чудо?

— Можно сказать, что настоящее, — согласился он, отчетливо произнося слова.

— Это, скорее, колдовство.

— Как хочешь.

— Смитти, — Патриция не боялась. Она ничего не боялась, с нею была вера, — посмотри мне в глаза, — ты не продал душу дьяволу?

— Нет, Пэт.

— Кажется, ты говоришь правду, — она не отводила взгляда.