Крови было на удивление мало несмотря на глубокие надрезы, которые проделывал Стант. Другие врачи, наблюдающие за операцией вместе с Фрэнком, были восхищены тем, как он оперирует: задней рукой держит рентгеновский снимок перед задней парой глаз, а передние не отрывает от операционного поля, орудуя скальпелем передней рукой. На извлечение пули у него ушло восемь минут — он вытянул её щипцами и уронил в подставленный Эрнандес лоток из нержавейки.
— Как вы закрываете раны? — спросил Стант. Фрэнк с трудом различал голос его транслятора сквозь трескучие громкоговорители наблюдательной галереи.
— Накладываем швы, — ответила Эрнандес. — Просто сшиваем края раны.
Стант секунду молчал, вероятно, поражённый варварством этого метода.
— Ох, — сказал он, наконец. — Ну, тогда сделайте это. — Он отступил в сторону, Эрнандес придвинулась к ране, и через две минуты её края были плотно сомкнуты.
— Когда он придёт в себя? — спросила Эрнандес.
— У вас есть уксусная кислота?
— Уксусная… Гмм, в кафетерии, должно быть, есть уксус.
— Раздобудьте немного. Небольшое количество, принятое перорально, разбудит его. — Стант оглядел Эрнандес. — Спасибо за вашу помощь.
— Это честь для меня, — ответила она.
На следующий день Хаск всё ещё приходил в себя, так что судебное заседание перенесли; обвиняемый должен присутствовать при опросе каждого свидетеля. Однако день Дэйла и Линды Зиглер начался в кабинете судьи Прингл.
— Ваша честь, — сказала Зиглер. — Обвинение ходатайствует о признании процесса несостоятельным.
Судья Прингл явно этого ожидала. Она кивнула и начала что-то записывать в блокноте.
— На каком основании?
— На основании того, что, в отсутствие секвестрации жюри, присяжные, несомненно, узнают о том, что на жизнь обвиняемого было совершено покушение.
— Ваша честь, — голос Дэйла был твёрд, — защиту вполне устраивает текущий состав жюри. Мы решительно возражаем против того, чтобы многие месяцы работы, не говоря уж о многих тысячах долларов простых налогоплательщиков, отправились на свалку.
В голосе Зиглер также звучала решимость.
— Ваша честь, вид подсудимого, который входит в зал суда, хромая и весь обмотанный бинтами, наверняка вызовет у присяжных излишнюю симпатию к нему, симпатию, которая может сказаться на их вердикте.
Судья Прингл удивлённо вскинула брови.
— Вы ведь не надеетесь найти где-то ещё двенадцать человек, которые бы не слышали о покушении на Хаска, миз Зиглер?
— И, — добавил Дэйл, — разве знание о существовании человека, настолько убеждённого в том, что Хаск — воплощение зла, не может настроить присяжных
— Ваша честь, если бы защита в самом деле так считала, она бы ходатайствовала вместе с нами, — резко ответила Зиглер. — Причина, почему это не так, очевидна: этот фанатик, Йенсен, явно полагал, что Хаска собираются отпустить, иначе он не стал бы устраивать покушение. Его поступок — ясный сигнал для жюри о том, что люди думают об этом процессе.
— Что думает один-единственный человек, — сказал Дэйл, глядя судье Прингл прямо в лицо. — Не думаю, что надо напоминать моей коллеге об этом, но Хаск находился под защитой полиции Лос-Анджелеса, когда на его жизнь было совершено покушение. Это вина штата; давайте же не будем её усугублять, заставляя моего клиента пройти через ещё один процесс.
— Но влияние на присяжных…
— Как миз Зиглер, несомненно, известно, ваша честь, я построил всю свою карьеру на вере в то, что присяжные способны подняться над своими предрассудками. Мы с миз Катаямой верим в текущий состав жюри.
— А что говорят прецеденты? — спросила судья Прингл. — Я припоминаю несколько дел, в которых обвиняемого убивали в ходе процесса, но не могу вспомнить ни одного, где в него стреляли, но он выжил.
— Мы также пока такого прецедента не нашли, — сказала Зиглер.
— Что ж, если только мы не найдём чего-то убедительного, я склоняюсь к тому, чтобы согласиться с мистером Райсом. Повторные процессы очень дорого обходятся.
— В таком случае, ваша честь, — сказала Зиглер, — могу я просить об особом инструктировании жюри?
Друсилла Прингл нахмурилась, но кивнула.
— Договорились. Я проинструктирую их не поддаваться чувству ложной симпатии, причиной которой является ранение обвиняемого. — Она повернулась к Дэйлу. — И я также проинструктирую их о том, что тот факт, что какой-то человек посчитал Хаска дьяволом, ни в малейшей мере не является признаком его вины.
*28*
Карла Эрнандес никогда не была дома в рабочие часы, и поэтому никогда не смотрела прямой трансляции суда над Хаском. В девять вечера «Си-эн-эн» транслировал часовой обзор сегодняшних событий на процессе, но у неё никогда не находилось для этого времени: работа заведующего хирургией отнимала по меньшей мере восемьдесят часов в неделю. Кроме того, её начало воротить от Греты Ван Састерен и Роджера Коссака[73] ещё во время суда над Симпсоном. К счастью, ежевечерние обзоры событий дня на суде были на каждом канале в Лос-Анджелесе; в частности, ей нравились комментарии Боба Пагсли на тринадцатом в половине одиннадцатого вечера.