— Это нам и нужно узнать. Стандартный тест на помешательство состоят в том, что испытуемый должен отличить правильное от неправильного. Стандартная же проблема в том, что если испытуемый пытался уклониться от наказания — скажем, спрятал тело, то это означает, что он понимал, что сделал что-то неправильное и, следовательно, он умственно здоров. — Дэйл задумался. — Конечно, в нашем случае тело осталось лежать на самом виду, так что возможно здесь есть, с чем поработать…
Дэйл и Фрэнк вошли в комнату Хаска в Валкур-Холле; с ними был доктор Ллойд Пенни, психиатр, к услугам которого Дэйл иногда прибегал.
Хаск сидел на краю своей кровати, опираясь о стену задней рукой. В передней руке он держал половинку диска, расколовшегося в вечер его ареста.
— Привет, Хаск, — сказал Фрэнк. — Это доктор Пенни. Он хочет задать вам несколько вопросов.
Пенни был мужчиной под сорок с кудрявыми светло-каштановыми волосами. Он был одет в гавайскую рубашку.
— Здравствуйте, Хаск, — сказал он.
— Здравствуйте, доктор Пенни.
Дэйл тоже присел на край кровати. Кровать подверглась модификации: вдоль неё проходил глубокий жёлоб, в который помещалась задняя рука. Фрэнк прислонился к стене, а Пенни сел перед Хаском на имевшийся в комнате человеческий стул.
Хаск всё ещё держал в руке сломанный диск.
— Что это? — спросил Пенни.
Хаск не смотрел на него.
—
— Вы сами это сделали? — спросил Пенни.
Щупальца на голове Хаска сложились в знак отрицания.
— Нет. Нет, его сделала Селтар — та, что погибла во время полёта к Земле. Я хранил его в память о ней; мы были друзьями.
Пенни протянул к Хаску руку.
— Можно посмотреть?
Хаск протянул ему предмет. Пенни осмотрел его. Нанесённый на диск рисунок был стилизован, но, по-видимому, изображал инопланетный пейзаж. Вторая половинка лежала у Хаска на столе.
Пенни жестом попросил Фрэнка передать её ему, что Фрэнк и сделал. Пенни сложил две половинки вместе. На картинке был мир с большим жёлтым солнцем и меньшим оранжевым.
— Чистый разлом, — сказал Пенни. — Можно склеить.
Фрэнк улыбнулся про себя. Хранение разбитого предмета искусства наверняка было наполнено массой психологических смыслов.
— Конечно, можно, — ответил Хаск. — Но за нужным мне клейким веществом надо лететь на звездолёт, а по условиям залога мне это запрещено.
— У нас тоже есть хорошие клеящие средства, — сказал Фрэнк. — Капли-другой «суперклея» вполне хватило бы.
— «Суперклея»? — повторил Хаск. Его собственный голос без перевода звучал медленно и печально.
— Цианоакрилат, — сказал Фрэнк. — Склеивает почти всё. Я сегодня схожу куплю для вас тюбик.
— Спасибо, — сказал Хаск.
Доктор Пенни положил обе половинки
— Дэйл и Фрэнк привели меня, чтобы я задал несколько вопросов, Хаск.
— Если необходимо, — ответила пришелец.
— Хаск, — сказал психиатр, — вы осознаете разницу между правильным и неправильным?
— Это противоположности, — сказал Хаск.
— Что есть правильно? — спросил Пенни.
— То, что соответствует действительности.
— То есть, к примеру, два плюс два равно четыре — это правильно? спросил Пенни.
— Да, во всех системах счисления, кроме троичной и четверичной.
— И — действуя в рамках десятичной системы — два плюс два равно пять — это неправильно, не так ли?
— Да.
— Имеют ли слова «правильный» и «неправильный» иные значения?
— Краткая форма «правый» может обозначать направление на юг, когда вы стоите лицом на восток.
— Да, да. Слово «правый» действительно имеет такое значение, но концепции «правильности» и «неправильности» — могут ли они применяться к чему-то, кроме установления истинности?
— Мне о таких не известно.
Пенни коротко взглянул на Дэйла, затем снова обратился к Хаску:
— Как насчёт терминов «хороший» и «плохой»?
— Про пищевой продукт, имеющий приятный вкус, можно сказать, что он хорош; продукт, который сгнил или иным образом испортился, становится плохим.
— А что можно сказать о понятиях «моральный» и «аморальный»?
— Они, по-видимому, как-то связаны с человеческой религией.
— То есть в религии тосоков они не находят применения?
— Тосоки верят в предопределение — мы исполняем волю Бога.
— Вы верите в единого Бога?
— Мы верим в единственное существо, которое было праматерью нашей расы.
— И этот Бог — она хорошая?
— Ну, она не начинала гнить.
— Вы не делаете ничего, что не было бы по воле вашего Бога?
—
— Простите? — не понял Пенни.
— Говорить о Боге как о принадлежащем кому-либо неприемлемо.
— Прошу прощения. Вы не делаете ничего, что не является волей Бога?
— Такое по определению невозможно.
— В вашей религии есть дьявол?
Транслятор Хаска пискнул.
— Дьявол? Мне это слово незнакомо.
— Во многих земных религиях, — сказал Фрэнк, снова облокачиваясь на стену, — имеется доброе высшее существо, именуемое Богом, и его противник, пытающийся воспрепятствовать исполнению Божьей воли. Этот противник называется дьяволом.
— Бог всемогущ, — заявил Хаск, коротко взглянув на Фрэнка, и снова оборачиваясь к Пенни. — Ничто не может ей воспрепятствовать.
— То есть не существует континуума поведения? — спросил психиатр.