А оно все медлило. Словно закончились последние иголки дикобразов карандашных пальм, являвшиеся незаменимым атрибутом в руководстве любого оркестра. Уже тем, что не только подавали сигнал исполнителям для выполнения их основной миссии. Ведь, после всякой фальшивой ноты, острейшая игла тут же выполняла особую роль. Можно сказать, миссию своеобразного перста судьбы. Некоего орудия правосудия, которое отлично и без хлопот, тут же исполняло наказание, вынесенное главным на сцене лицом, пока что молча, но демонстративно — задом к залу, стоявшим за дирижерским пультом, в адрес совсем других мягких мест — пока еще не провинившегося музыканта.
Место во главе тамтамщиков, очень серьезно понимавших дисциплину с помощью иглы, всегда было не просто уважаемым на публике, но и выгодным. Так как оно позволяло тому, кто его занимал, быть на и виду в самый важный момент истории Богатого острова, и пожинать немалые гонорары.
И это прекрасно понимал тот, кто получил возможность так возвыситься над другими. Короче все сводилось к неторопливости автора, всуе перед Нынешним Вождем, обещанного шедевра. Первого и неизвестно — не последнего ли? Потому что новоявленный композитор обычно работал в создании политических пьес и увертюр, а в этом жанре исторического набата выступавшего исключительно на общественных началах.
Но вот завершилось смакование дипозасланцем своей новой роли. С высоты своего летательного аппарата с шарами по углам корзины, он сначала погрозил музыкантам дирижерской иглой, после чего взмахом этой знаменитой дикобразовой палочки, наконец-то взялся за тело. Строго предложил здоровякам, изнывавшим в ожидании этого за своими тамтамами, что есть мочи дать ход его замечательному творению, выдающимся образом прославляющему Богатый Остров.
Между тем, под раскаты торжественного звукоизвлечения, уже зрел заговор. Правда, пока, что лишь в мозгу одного отставного властелина обеих ключей — скрипичного и басового, не считая того, что был от номера гостиницы, где ожидали стопка нотной бумаги и карандаш для утоления приступа творческого нетерпения.
Глядя на то, что вытворялось на сцене с колыхающейся над пюпитром дирижерской корзиной, маэстро Бахбородинский уже составив план коварной мести. Сейчас же только и делал, что выжидал окончательной усталость молотобойцев, терзавших своим упорством тамтамы.
Он только радовался своей предусмотрительности, позволившей ему загодя пригласить для исполнения своегого нового произведения не просто звезду одной этой эстрады, а популярнейшего повсюду в здешних краях исполнителя вокализов Эндокриола Громыхзона.
Да и тот, после вчерашнего употребления чрезмерного количества дрынцаловки, а наутро еще больших литров опохмелителя, теперь давал безмолвны знаки начинать пение. Так как непроизвольно танцевал за кулисами, поочередно поджимая от нетерпения то одно, колено, то другое.
Как было почти всегда перед его выходом к зрителю. А значит, явно был уже готов отчетливо и протяжно произнести в микрофон каждый значок, начертанный ему на листке с вокальной партией.
— Когда же песня станет окончательно узнаваемой и популярной, можно будет отправляться с нею на гастроли, — вертелось в голове у автора музыки и текста. — И уже там, в пути к новой славе, зарабатывать на продаже входных билетов на концерты.
Тамтамы, между тем, смолкли. Музыканты потянулись за кулисы. Хотя все еще продолжал раскланиваться бисирующий дирижер, чья голова в поклонах то исчезала за стенками липовой корзины, то появлялась снова, озаряя всех своей счастливой улыбкой. Удивительно еще и тем, что блестела вставленными зубами под заведенными в экстазе под самый лоб мудрыми очами автора музыки и текста.
Вот тогда, под гром аплодисментов, которыми воздали музыкантам по их заслугам и успел выйти к рампе, следуя разрешению нынешнего Вождя, сам маэстро Бахбородинский.
Более того, припав к микрофону, он умудрился прочесть первые слоги названия нового номера концерта, как его чуть не затоптали, вернувшиеся за дополнительными воздаяниями, тамтамщики.
Вышло так, что каждого из них выгнал на прежнее место один только вид обнаженной дирижерской палочки. Она же являлась ныне грозным оружием в руках бывшего новичка, а ныне — мастера торжественного провозглашения всего и всякого. Доказавшего свое мастерство с помощью дребезжания козлиной кожи, натянутой на вместительные бочки тамтамов, прежде использованные не по назначению — для настаивания плодородного коричневого раствора.
Потому тревожную тишину, на мгновение установившуюся сразу после обнародования маэстро Бахбородинским его грандиозного вокального замысла, прервал гром чужой овации. Той самой, что зал вновь устроил дипзасланцу в лице его взмыленных от усердия подчиненных с массивными колотушками в уставших руках.
Так что оказалось на лицо, что, совсем не зря получал щедрый оклад коричневой краски за своё сидение в заморском далеке месье Макороноухий, сумевший найти новое приложение своим многочисленным талантам.