Прищеп Пекарика

– Что касается двух выпавших элементов девятеричной схемы?.. – Пекарик повернулся к аудитории, – Полагаю, восьмой элемент – это железы внутренней секреции. Седьмой – нервная система во всех ее проявлениях. А шестой – система «чудесных меридианов» китайской традиции… это энергетические каналы эфирного тела, – уточнил он, – Скорее всего, шестой, седьмой и восьмой элементы девятеричной схемы – это отражение воплощенного – или другим языком прижизненного – единства физического и эфирного тел, известного оккультизму. При переходе к семеричной схеме они все вписываются в шестой элемент. Сюда входит центральный и периферический отделы нервной системы с головным и спинным мозгом, ретикулярной формацией, ганглиями, эфферентными и афферентными нервными волокнами разной чувствительности. Сюда же – железы внутренней и внешней секреции, которые также вписываются в шестой элемент, ибо нервная система и железы внутренней секреции, как вы должны уже знать, составляют систему нейрогуморальной регуляции. Что же касается шестого элемента девятеричной схемы – энергетических каналов эфирного тела, то это, скорее всего, отражение работы той же нейрогуморальной регуляции – через основные энергетические каналы в эфирном теле – Иду, Сушумну и Пингалу и преобразователи частот – чакры – в тонких телах… – Пекарик улыбнулся, окинув аудиторию взглядом. Картина впечатляла: в глазах без пяти минут психологов сквозило недоумение. То ли от концентрации не совсем осознаваемого материала. То ли от того, что услышать такое от профессора психологии – представителя академической науки, никогда не выходившего за рамки учебного плана, было в диковинку, – Ну, на сегодня, пожалуй, все. Хотя самого важного сказать я не успел. В следующий раз, если получиться… и если это вам, конечно, интересно… – он поднял руку, потому что студенты громко отреагировали на его слова, – Но хочу предупредить. Услышанное вами сегодня – лишь пища для размышлений. Все это за пределами академической науки, и не входит в предмет психологии. А потому прошу впредь не путать, и не использовать в рамках учебной программы. А по сему – вопрос: что же я хотел донести до вас непозволительной с точки зрения этой программы вольностью? Как думаете?

– Вы хотите расширить рамки нашего видения, – раздалось чье-то мнение.

Пекарик поднял руку, останавливая возможные реплики.

– К следующему разу каждый из вас на листочке напишет свое мнение. Две-три фразы. Кстати, можно без имен. Но… – он снова улыбнулся, – но если мне понравиться ваш, как вы выражаетесь, коммент, это может отразиться на моем отношении в конце сессии…

Прозвенел звонок.

Ощущение безысходности, какой-то интеллектуальной ограниченности, возникшее у Александра после неожиданной информационной вольности профессора, продолжало нарастать. Возник откуда-то вопрос – «почему?» Он стоял как бы особняком. Как бы вне досягаемости понимания. И в то же время поток сознания, текущий своим чередом по уготованным Вселенной законам, периодически высвечивал его. «Я как будто потерял точку опоры, – пришла догадка, – И это странно, ведь в психологии я никогда ее не находил. И все же я не могу отрицать, что мое состояние – результат лекции профессора». Появился образ декана со спины, когда тот задавал вопрос. А вместе с ним – новое сомнение…

Мелькнувший в коридорной сумятице канареечного цвета свитерок на темноволосой фигурке, обновил чувства, заставив на время забыть о Пекарике. Все, казалось бы, встало на свои места: иерархия небесная, пронизавшая собой всю земную аморфность, начинала выстраивать только ей понятный порядок. Как будто океан души, который до этого крепко штормило, успокоился до состояния почти полного штиля, и солнце – горячее и ласковое, засверкало на его поверхности, поднимая зрительный порог до такого уровня, когда перестаешь видеть все неприглядное. Умиротворенность и покой. И наслаждение этим покоем. Пусть ненадолго. Пусть всего лишь на мгновение: до того момента, когда заканчивается текущий цикл, чтобы перейти в следующий. До того самого момента, когда хочется сказать: остановись мгновение – ты прекрасно. Но покой – лишь вершина – предел предыдущего напряжения: он приносит новое напряжение, которое стимулирует движение. Как следствие предыдущей причины преображается в новую причину, так и покой обращается в новый поиск покоя. Или чего-то такого, что, интегрируясь с тем, что есть, приносит кратковременное успокоение. "А в итоге, как точно выразил мысль мой знаменитый тезка, вечный бой, а покой нам только сниться". Александр снова ощутил напряжение, потому что снова вспомнил декана. И попытка уравновесить Леру всем тем, о чем тот говорил, стала осознаваться как полный бред: за гранью нормальности. В паузе между последней и еще не появившейся мыслью – где-то за пределами того, что воспринимается как поток сознания, – снова мелькнуло возмущенное «почему».