Приручить Цербера

От Барвихи до Николиной Горы, где располагалась дача Валентина Геннадьевича, ехать было близко, минут тридцать-сорок, но Насте нужно было скататься утром в Москву, чтобы подобрать Валеру. Поэтому она проснулась в пять тридцать с красными глазами и желанием кого-нибудь приложить бетонной плитой.

Отца дома не было, домохозяйка еще не проснулась, и Настя в одиночестве сварила себе кофе. Взяла чашку, уселась за стол, забросив на него ноги в пушистых тапках с мордами гремлинов, и… задремала. Очнувшись, она обнаружила перед собой холодную чашку, и в панике глянула на настенные часы: 7:00.

Черт, через полчаса уже на другом конце Москвы нужно быть.

Сердце трепыхалось, не понимая, что, где и когда, и Настя, скривившись, впопыхах выпила кофе, а потом долила в себя стакан воды.

В столовую вошла домохозяйка, которую очень ценил ББ, и Настя осоловело смотрела, как та распахивает окна.

— Настенька, что же ты так рано, — пожурила Нина Михайловна, прекрасная женщина пятидесяти четырех лет, которую ББ называл Нинушка.

— Мы в Николину Гору на весь день уезжаем.

— Ой, отец же просил тебе передать, чтобы без него ехала, у него сделка с собственностью в Новоалександровском срывается. Хорошо, если к вечеру вернется.

Нина Михайловна работала в доме еще при маме, и папа не мог с ней расстаться, потому что, по его словам, она связывала его с прошлым и делала лучше настоящее.

Уехал, так уехал. Непредвиденность — неотъемлемая черта инвестиций, что поделать. Отсутствие ББ на даче даже к лучшему, Цербер меньше бояться будет.

Настроение сразу улучшилось, и Настя собралась за двадцать минут, захватив с собой все необходимое для наведения марафета. Она могла бы накраситься и дома, но не хотелось, чтобы Валера ждал ее на улице слишком долго. Они договорились, что он подскочит к шоссе, и придется наворачивать меньше кругов по Москве. Погода намечалась отличная, но Настя не любила ждать, а потому и других не заставляла.

Она надела короткие джинсовые шорты, синюю майку с короткими рукавами, которую купила в Таллине на Новый год, добавила круглые очки, босоножки на высокой платформе в бело-синюю полоску и в довершение — модную черную шляпу с круглыми ровными полями. Помявшись у входа, захватила и короткий летний плащ-дождевик, на всякий пожарный.

…Валера всю дорогу до Николиной Горы спал, прикрыв лицо Настиной шляпой, а тушку — плащом. Пробило только девять утра, солнце еще не палило, и в салоне было ветрено и прохладно: Настя убрала верх в кабриолете, чтобы не уснуть по дороге.

Однокурсник, как и она, не выспался, но не буянил из-за ее опоздания, а наоборот, обрадовался, как будто опасался, что Настя про него забыла. Нет, она своих на дороге не бросала. Пришлось объяснять, что Валере больше не нужно притворяться ее воздыхателем и что везет она приятеля на дачу исключительно в качестве благодарности и извинения. Лерос приятно удивился такой неожиданной благотворительности и сразу уснул.

Настя любила среднюю скорость, чтобы и адреналин почувствовать, и на пейзажи посмотреть. ББ так часто повторял ей, что гоняют только смертники, что Настя привыкла следить не только за собой, но и за водителями, с которыми делила дорогу.

Отмороженных хватало, поэтому она не доверяла свою судьбу лихачам; благодаря хозяйской внимательности первая и единственная машина не получила ни одной царапины за два года.

Вот и сейчас Настя сразу услышала дикий рев, как будто позади взлетал реактивный самолет; она съехала ближе к обочине, чтобы пропустить дорогое авто с огненным рисунком. Одной полосы такому укурку могло оказаться мало.

«Этого еще не хватало», — разозлилась Настя, узнав машину Артема-кузена. Она надеялась, что-тот проспит до понедельника и не появится у Прохорова, но не тут-то было. Видимо, даже не ложился и накачался энергетиком, иначе зачем ему такая громкая музыка в салоне, как будто колонки с концерта «Раммштайн» украл.

«Что-то слишком много Артема стало в жизни». Настя прищурилась. «Не к добру такая примета. К дождю».

К моменту прибытия на место дислокации у нее слегка обгорел нос, потому что спросонья забыла намазаться солнцезащитным кремом.

В Николиной Горе их встретил Валентин Геннадьевич с женой Татьяной, мамой Сани. Не зря Прохоров ее и в юности любил, и после двадцати лет разлуки. Красавица, как и Санька, только глаза не ореховые, а темно-карие, и при этом взгляд теплый, добрый… А вот у Прохорова, кстати, такие же карамельно-ореховые, как и у его падчерицы. Какое странное совпадение. Судьба.

Есть хорошее высказывание о том, что твой человек от тебя все равно никуда не денется, притянется назад даже после разлуки, и Санина мама с Прохоровым были тому лучшим подтверждением.

Валентин Геннадьевич очень дружелюбно отнесся к Леросу, даже имя его вспомнил, и однокурсник тихо выдохнул. Дорогу ему предстояло пробивать самому, и первые неуверенные шаги к дипломатической карьере его, конечно же, пугали. Ничего, привыкнет — идти станет легче.