Приручи меня, если сможешь

— Ты считаешь правильным, что ребенок должен отца видеть в таком состоянии, няня?! — злобно выплёскиваю каждое слово и наконец-то смотрю на девчонку.

— Нет, простите, пожалуйста, Вартан Самвелович, ещё очень рано, он проснулся и уполз к вам, я не знала, что он умеет покидать детскую, дверь была закрыта. Простите, пожалуйста, — хватает Илью и стремительно пятится на выход из спальни.

— Чтобы такое было в последний раз, или нам придется с вами распрощаться. А ты, сынуля, подставил свою няню, не мог дольше сурка изобразить?

Впрочем, какого хрена я поднимаю бурю в стакане? Если мне хреново, это не значит, что всем должно быть пиздец плохо. Малой ластится, Люба пытается его отодрать от моей туши, но все тщетно до тех пор, пока я не защекотал сына.

Приподнимаюсь на локте и понимаю, что валяюсь раздетый на кровати.

— Кто меня домой притащил, или я сам отличился?

— Мы с Ильей были уже в детской, засыпали, я слышала второй мужской голос, но никого не видела, ни вас, ни второго человека. Голос был похож на мужчину, который принимал меня на работу, крестного Илюши. Сын, услышав вас, стал требовать пустить к вам, я закрыла дверь и приспала… Я, правда, и подумать не могла, что этот карапуз умеет выбираться из кроватки и путешествовать по дому.

— Вы думаете, для чего на ступеньках стоит ограждение? Этот мил человек уже однажды едва кубарем не скатился с лестницы, пришлось экстренно делать заслонку. Его мама случайно раньше встала и увидела сына, путешествующего утром. Поэтому следите за тем, как он сползает по ступенькам, страхуйте и не запрещайте, он все умеет, а когда филонит, вы все узнаете сами.

— Приму к сведенью, — с улыбкой смотрит на черноволосого крепыша, который решил, что меня взбодрит, если он будет выщипывать мне волосы на груди.

Бодрит и правда, поэтому передаю ребёнка его няне.

— Извините ещё раз, Вартан Самвелович, — говорит вежливо, обнимает карапуза, и они наконец оставляют меня наедине с собой.

Я не сразу поднялся с постели. Апатия. Полнейшая. Но пришлось. Эти стены давят. Без нее все не так. Первым делом после душа звоню доктору, тот ничем приятным не радует. Все по-старому. Не знаю, как и что делать дальше. Потерять ее не хочу, мы так мало были счастливы. У нас так много времени ушло на привыкание, что я и не надеялся, что буду счастлив с ней.

Ничто не глушит боль от потери ребенка. Ни кофе, ни алкоголь, которого мне как бы нельзя. Травлю себя осознано, проклиная за то, что сделал ей этого ребенка и не прислушался к тому, что мало времени прошло. Вот тебе и последствия, папаша. Жить как дальше?

Несколько дней меня никто толком не трогает. И это к лучшему. Им лучше. Я должен перегореть, а потом восстать из пепла. Люба отлично ухаживала за Илюхой, не могу прикопаться. Я был несправедлив к ней.

— Я хотел извиниться, Люба. За то, что в первый день прикопался к вам.

Захожу на кухню и вижу идиллию: Тамара Петровна готовит обед, Илюха сидит в кресле и ложкой уминает кашу. Стаси не хватает, и это меня угнетает.

— Всё в порядке, Вартан Самвелович. Я не держу обид, меня радует, что даже в такой ситуации и таком горе безопасность ребёнка была для вас на первом месте. Няня действительно чужой человек, а некоторые родители не проверяют даже должным образом, сдают детей, ответственность с себя снимают, и как хочешь. Вы молодец. Я рада, что этому славному карапузу так повезло с родителями.

Она снова с улыбкой смотрит на моего парня, который уплетает за обе щёки кашу. Его не трогает и не отвлекает.

— Что говорят врачи про Анастасию Викторовну, Вартан Самвелович? — с тревогой спрашивает Тамара Петровна.

Она плачет по хозяйке втихаря каждый день.

Впервые за эти дни проявляю чувства и обнимаю женщину, потому что слов нет. И чем утешить, тоже не знаю.

— Люба, сделайте нам чай, а вы, Тамара Петровна присядьте и просто поговорите с нами, успеете свои поварешки проверить.

Отбираю у женщины полотенце и усаживаю ее на стул.

Женщина растерянно оглядывается на плиту, словно не сразу понимает смысл моего предложения. Садится, Люба заваривает нам что-то, по запаху больно напоминающее успокоительный сбор.

— Ваша жена сильная маленькая женщина, верю, что справится, — говорит так, словно сама себя пытается в этом убедить. — Очень любит вас, Вартан Самвелович. Как она закричала, когда подумала, что вас не стало. Такой удар…

Люба ставит перед ней чашку чая и едва заметно качает головой, чтоб Тамара Петровна сменила пластинку.

Затем поворачивается ко мне и ставит чашку передо мной.

— Спасибо, — тут же необдуманно сжимаю чашку ладонями и обжигаюсь, — черт!

— Сёт, — повторяет мой попугай и отвлекается от экрана телевизора, улыбаясь мне.

— Ты повторюха, я знаю, что-то хорошее лучше расскажи. Каша вкусная?

Улыбается перепачканной мордочкой, что и является высшей похвалой повара. Няня подходит с полотенцем, аккуратно вытирает ему ручки и личико. А у меня звонит мобильный. Стасин врач. Не знаю, о худшем или лучшем думать.