- Что? Зачем???
Первая мысль выветрилась из памяти. Начинаю паниковать, паниковать почти до панического приступа.
— Не надо. Я не хочу. Пожалуйста, не надо, не надо, не надо.
Сердце стучит так, словно вот-вот проломает рёбра. Заклинило на одной фразе и не могу даже захлопнуть рот.
— Прекрати истерику, — говорит слишком жестко, — мы попрощаемся с твоим папашей, и на всю оставшуюся жизнь я ему втолкую одно: насколько будет тебе больно от его выпадов, настолько будет хреново ему от моих выпадов. Бить мужиков я умею и практикую. К таким как он не испытываю жалости. Что у нас есть перекусить?
Я замолкаю так же резко, как начала говорить. Забыла где я и перед кем. Ему плевать на мой страх. Всем плевать. И на меня всем плевать. Пара поцелуев, и я тут расклеилась, словно перед парнем своим. Он не мой парень. Он меня купил. Не для того, чтобы я сопли жевала.
Встаю на ноги, подхожу к холодильнику, достаю оттуда колбасу, сыр, помидоры, яйца и как робот начинаю готовить омлет. Молча ставлю тарелку перед ним на стол. Самой кусок в горло не лезет. Там по-прежнему стоит ком, которому некуда выйти. И в глубине души мне хотелось лишь одного — громко заорать.
— Собирайся, у тебя десять минут, — говорит ровно и больше не смотрит на меня.
Выхожу из кухни. Делаю, что он велит. Ровно через десять минут выхожу на кухню, полностью собранная. Он поднимается, не трогая меня, и я рада. Не хочу с ним разговаривать.
Выбираемся из дома так же в тишине. Чем ближе к отелю, тем сильнее вжимаюсь в сидение. И когда машина останавливается, мое сердце пропускает удар. Хочу зажаться в этой машине и не выходить даже в случае атомной войны. Но вовремя пинаю себя. Ему это не интересно. У него тут своя Вендетта и своя месть.
Мы входим в фойе и встречаем отца прямо на ресепшене.
Его взгляд сразу приковывается к моему бескровному лицу, и я вижу, что в его глазах мелькает самодовольство. Он любил видеть меня в таком состоянии.
Илья ничего не говорит, он ловко в несколько шагов преодолевает расстояние и со всей дури всекает отцу в живот. Тот сгибается и изрыгает проклятия, ничего членораздельного сказать не может.
— А теперь запоминай, пидорас старый: один синяк на теле мой девочки ровняется сотне на твоем. Так понятно?
Илья цепко сжимает прядь волос моего отца и делает еще один сильный удар в живот. Отец падает у его ног и хрипит, пытаясь откашляться.
— А теперь что ты должен сделать, чтобы я тебя не убил?
Все это происходит прямо на ресепшене. У меня перехватывает дыхание от того, что это происходит в таком людном месте. Жалко ли мне отца? Нет. Нисколько. Но я предпочла бы не видеть того, что происходит.
— Что ты хочешь? — хрипит он в мою сторону, а я молчу, брезгливым взглядом смотрю на него.
— Неправильные слова, — заламывает руку за спину и зажимает ее так, что даже я слышу, как скрипят суставы. — Я жду, Егоров.
— Отпусти, — рычит, но Илья заламывает так, что я слышу хруст, а отец воет и кричит от боли.
— Извини, — хрипит севшим от боли голосом.
— Не извиняю.
— У нас есть еще три конечности, никакой костоправ больше не поможет, — спокойно произносит Илья на ухо отцу.
— Извини, — рычит.
Искренности не прибавилось. Страх за свою шкуру — да. И он отомстит. Видела по глазам. При первой же возможности. Жаль Илья этого не понимает.
— Не верю, как говорил Станиславский.
Илья отбрасывает отца в сторону, присаживается и холодно чеканит каждое слово, так, чтобы слышали только мы:
— За тобой наблюдают мои люди. Если вздумаешь подойти к ней на десять метров, бетон скрывал и не такие тела, мразь. Так понятно?
— Да, — хрипит, соглашаясь.
Такой жалкий. Ничтожный. Уже совсем не такой сильный, как когда идет один на один на пятидесятикилограммовую девочку.
— Давай уйдём, — подхожу к Илье, кладу ладонь ему на плечо, нежно и деликатно. Тяну его к себе, вторую ладонь кладу на подбородок, ласково провожу по щеке.
Чувствую взгляд отца, который жадно впитывает информацию. И мне важно показать то, сто хочу, чтоб он увидел. Что этот мужчина действительно порвёт за меня. А правда или нет ему знать необязательно.
— У нас дел ещё полно, не тратить же на него весь день, — приподнимаюсь на носок и целую мужчину в уголок рта.
— В машине поцелуешь, — хмыкает и подталкивает меня к выходу.
Идем и молчим. Илья извлекает пачку сигарет и прикуривает.
— Он же не догнал. По тупой роже видел. Бетон? — смотрит на меня вполне серьезно, делая глубокую затяжку.
— Он не воспринимает твои угрозы даже ценой насилия. Я видела лицо. Он отомстит мне за это при первой же возможности. Если ты сломал ему руку — он сломает мне рёбра, — пожимаю плечами, поясняя такие дикие вещи ровным голосом.
— Оставь мне эту проблему и расслабься. Я подумаю над этой темой, но позже.
Обнимает и целует в висок, и не выпускает до тех пор, пока не выкуривает сигарету до фильтра.
— В торговый?
— Да, — киваю.
Я не против отвлечься. И это единственный верный способ меня отвлечь.