Приручи меня, если сможешь

Вслух я этого естественно не говорю. Опускаю взгляд на его губы. Задерживаюсь на них.

— Как скажешь. Ты главный.

— Посмотри на меня, — тональность голоса внезапно меняется, — я хочу видеть твои эмоции, а не кислую мину. Я тебя силой у себя держать не буду. Уходи хоть сейчас. Или просто дай нам шанс. Я никого о таком и никогда не просил, Стася.

Рука Ильи ложится мне на затылок и стаскивает резинку, которой связаны волосы.

Стася значит. Запомнил.

Он смотрит на то, как мои волосы рассыпаются по плечам, а я — на него. В машине как будто происходит какая-то магия, но то, в какой грязи я извалялась, не позволяет мыслить позитивно. Я не понимаю, зачем он говорит эти вещи. Зачем это ему? Зачем ему я?

Я ему не верю. Не верю и не хочу. Но хозяин барин. Не кислую, так не кислую. Я ходила на театральный. Могу сыграть всё, что он захочет.

— Я не уйду.

— Рад слышать, — пальцы Ильи настойчиво ныряют в копну моих волос, а сам мужчина склоняется слишком близко к моим губам, его дыхание опаляет кожу, — мы просто будем целоваться. Вот так.

Берет слишком нежно мои губы своими, и мне в какой-то момент послышалось, что средь довольного рычания, я услышала стон удовольствия.

Отвечаю на поцелуй. Нормально, спокойно, не вяло, но и не жадно. Не так жадно, как он. Он целуется так, словно не целовался вечность. Словно алкоголик, который был в завязке, и вновь дорвался до алкоголя. Жадно. Долго.

— Я не могу дышать, — выдыхаю в его рот, когда он отстраняется на секунду, готовый вновь впиться в мой рот.

— Что ты чувствуешь?

Смотрю в его глаза. Смотрит непонятно, пытливо. Да сдалось ему, что я чувствую? Врать? Сказать правду?

Я не знаю, что я чувствую. Пьянит и не получается здраво мыслить. Но я знаю, что он хочет услышать. Что он герой, и у меня насквозь мокрые трусики. Все мужики хотят это слышать.

— Жарко и не хватает кислорода, голова кружится, — говорю на тон ниже, а голос становится томным.

Он ничего не говорит, отрывается от моих губ, заводит машину и везет меня к себе. Весь день проводим, занимаясь какими-то бытовыми мелочами, убирая, делая перестановку, вынося многие вещи к мусоркам. Я не знаю зачем. И вижу по его лицу, что не надо спрашивать.

Расчистив пространство, едем в магазин. Закупаем продукты и новое постельное бельё. Он настоял и заставил меня выбрать то, что мне нравится. Я выбрала черный шелковый комплект. Мой выбор кричал о моём настроении и состоянии громче любых слов.

Шелк приятно ласкал кожу. Это первое, на что я обратила внимание, оказавшись в постели. Я оказалась там первой, приняв душ и совершив все необходимые процедуры. Он пришёл следом. Обнаженный. Влажный. Я могла бы залюбоваться им, если бы тело не помнило, как он вжимал меня в простыни и причинял боль. Не будь этих воспоминаний, мозг, может быть, слал бы правильные сигналы. Залюбоваться. Возбудиться. Но все это гасилось на корню, и сирена горела красным и кричала одно: опасность. Этот человек опасен. И тело сразу становилось деревянным.

Той ночью он целовал меня неистово и долго, пока не уснул, прижав меня к себе и обняв обеими руками так, что сбежать не могу даже если бы захотела. Я не хотела. Мне было комфортно. И я быстро уснула, вопреки всем крикам сирены, почувствовав себя в безопасности. Голову совсем сносит. Из крайности в крайность.

Рано утром у него зазвонил телефон, и он немедленно проснулся и ответил. Вышел из комнаты, надолго, оставляя меня одну на огромной кровати. А спустя полчаса вернулся и сказал, что уезжает. Это срочно, это нельзя отменить, но я остаюсь. И пока его не будет, я должна привести эту квартиру в порядок на свой вкус. Обжиться и облагородить. И для этого он оставил мне свою карточку, чтобы я не беспокоилась о деньгах и покупала то, что нужно.

Я так и не ответила на его вопрос в машине. Я дизайнер, у меня высшее образование. И задача обустроить квартиру внезапно вывела меня из уныния, придав окрыленности. Я получала колоссальное удовольствие от процесса, пока как-то не встретилась с соседкой в подъезде и не узнала, чья это квартира. Его мамы. Его покойной мамы. Которая недавно умерла.

После этого я стала внимательнее и уважительнее относиться к предметам обихода. Нашла альбомы с фотографиями. Письма, которые он писал ей из тюрьмы. Поразилась тому, каким добрым и неиспорченным он был. Совсем не тот парень, каким он стал сейчас.

Он не звонил. Вторую неделю уже. Понятия не имела, где он и как.

В воскресенье я шла из магазина и тащила журнальный столик. Небольшой, не убийственно тяжёлый. Была уверена, что дотащу, справлюсь. Около подъезда стояла тень, я настолько увлеклась, что даже не сразу поняла, сто интуиция кричит «опасность». И вот прозвучал голос:

— Сбежать от меня хотела, маленькая дрянь?

4

Илья