Просыпаться не хотелось. Во сне ты не чувствуешь вечно ноющего тела, голода и жажды, во сне практически нет осточертевшего пепла, да и во сне Огюст был вне стен карцера. Он устраивал очередную попойку в компании последних алкашей деревни - своих корешей, рядом сидели красивые девушки, которых компания подцепила по пути в таверну. Выпивох за барной стойкой прожигал взглядом бессменный Алан, натирающий очередную кружку. Доски таверны трещали от громогласных похабных песен, стаканы осушались и наполнялись, а девки едва успевали уворачиваться от особо обнаглевших мужиков.
Солнце ярко стучалось в закрытые глаза.
Из таверны все выползали, кто как не мог, Томаса даже пришлось всеми силами перетаскивать через окно. Да и то неудачно: рванули его на себя так, что он пулей вылетел из окна и рухнул в кустах неподалёку. Кто предложил выпить ещё, его все поддержали.
Солнце постучалось ещё ярче.
- Гад жёлтый, - вяло огрызнулся Огюст.
Картинка счастливого времяпрепровождения растаяла, на некоторое время воцарилось сплошное желтоватое марево.
"Пора возвращаться в этот проклятый мир".
Приоткрыл глаза и тут же ослеп от света. Зажмурил их обратно, перевернулся на бок. Руку вновь пронзила острая боль. С хрипом Огюст повернулся обратно на спину, но и её тут же прострелило.
- Проклятая развалюха, - голос заметно охрип. - Теперь тебя вообще не двигать, чтобы ничего не болело?!
Острый припадок прошёл достаточно быстро, на ноющее напоминание об ожогах осталось.
Постепенно глаза стали привыкать к освещению, открылись. В карцере ничего не изменилось: всё те же стены, пол, пепел, яркий солнечный свет в окне. Осмотреть самого себя не представлялось возможным: любое движение тут же отзывалось очередным всплеском боли, вот Огюст и перестал шевелиться.
- Выбрался, блин, - злобно сетовал на происходящее арестант. - Выбил дверь, вылез, обманул спасателей. А на деле прикован к полу, как старик. Видели бы меня кореша, не было бы больше у меня корешей.
Замолчал.
Снаружи снова ничего не было слышно. Да не может такого быть, должны были хоть... хоть птицы какие-нибудь остаться, деревья шуметь, всё равно потолок рухнул, должно хоть что-то доноситься с улиц! Но не доносилось.
Сипари закричал, да так, что эхо потом еще несколько секунд разносило по углам его голос.
- Неужели действительно никого не осталось? Я один?
И снова крикнул. Отозвалось лишь эхо.
- Я один, - подытожил арестант, глотая слюну. В горле вновь пересохло.
И тишина. Лишь ветер иногда пронесётся где-то вдалеке.
- Я не был таким уж и паршивым человеком. Вроде бы. Ну, да, любил выпить и покутить с друзьями. А кто этого не любит? Всё всегда же нормально заканчивалось. И сейчас всё закончится так же!
Огюст попытался встать, но тут же свалился обратно с новым припадком. От этой бравой попытки лишь заныли ожоги, да дыхание спёрло.
- Сколько ещё здесь можно протянуть? Если с дождём мне ещё везёт, то для утоления голода мне самого себя жрать?
Пауза.
- Хорошо тем, кто был во время извержения на поверхности, они быстро померли. А мне сидеть приходится в маленькой камере, в которой даже в полный рост не встанешь! Без еды, воды и туалета! В дальние углы камеры уже не сунуться от стоящей там вони. Остальные эту вонь по-любому не чувствовали, сразу откинулись!
Пауза.
- А мои кореша? Им наверняка ещё больше повезло. Если не спаслись, то их накрыло в пьяном сне, без сознания, они даже ничего не почувствовали. Сволочи, гады!
Пауза.
- Чёрт, да за мной же никто не придёт! Увидят спаленный к чертям город, если повезёт, то слегка походят по его развалинам и уйдут! Зачем им спускаться в дебри тюрьмы и вытаскивать тех, кто изначально был обречён судом? Тем более, если все ходы-выходы завалены? А они обязательно завалены, чтоб мне когда-нибудь в чём-либо серьёзном повезло!
Пауза.
- Да и как они сюда подойдут? Весь город должен быть покрыт горячей лавой, как они подступятся по ней? Это конец.
Снаружи пронёсся лёгкий ветерок, и вновь воцарилась абсолютная тишина.
- Господи, за что ты так со мной? - в голосе появился надрыв. - Я обычный ничем не примечательный разнорабочий. Иногда трюмы разгружаю, иногда рыбу ловлю, по вечерам зависаю с приятелями и портвейном. Самый обычный человек. Грешен был, признаю, не идеален. Но сомневаюсь, что был настолько злостным нарушителем твоих законов. Да и если я был тебе неугоден, то для чего ты запер меня здесь? Сомневаюсь, что я был, а тем более стану важной шишкой. Мне уже поздно думать о своих грехах, а возможности предостеречь от них других людей у меня всё равно уже не будет. Зачем ты меня сохранил здесь?
Пауза.
- И вообще: единственным самым большим моим грехом была выпивка. Всё! Сколько ещё пьяниц помимо меня на этом острове? Тысячи? А в мире? Да ещё больше! Почему именно я, почему?!
По телу прокатилась очередная волна боли. Терпеть уже не было сил, Сипари тихо застонал.
А Солнце продолжало светить, что есть яркости.