Солнце постепенно падало за горизонт, а карцер, ещё несколько часов такой непривычно яркий, потускнел, а некоторые его углы и вовсе скрылись в густой тени. Снаружи вновь поднялся слабый ветерок. Огюст Сипари устало прислонился спиной к стене справа от покромсанной, но не сдавшейся двери, аккуратно готовил повязку для рук. Нашёл в дальнем правом углу комнатушки свои грязные штаны, порвал кусок штанины на несколько лент толщиной чуть больше указательного пальца. В очередной раз выругался: ткань сильно загрязнилась. Пришлось тщательно отплевать самодельные бинты, отшоркать их от пепла и прочей гадости, а только потом аккуратно вязать вокруг в кровь ободранных костяшек.
Очень хотелось есть и пить. Прибил бы за несколько глотков.
"Интересно, что стало с моими корешами, - мысли путались, слова медленно и плохо складывались в предложения. - Надеюсь, что спаслись. Даже этот гадёныш Томас, мне охота его лично прикончить. Или уже прикончил? Чёрт дери этих судий, они же так толком и не сказали зарезал я его или нет!"
Левый кулак был замотан, с правым пришлось повозиться подольше.
"Алан тоже бодрый малый, должен был спастись. А тот козлина, на которого работал несколько недель назад в порту, надеюсь, сгорел".
Ткани не хватило. Наш приятель оторвал ещё кусок штанины, принялся его очищать.
"А чего девки в моей деревне? Их постоянно со своими хахалями заносит куда ни попадя, скорее всего несколько симпотных да уцелело".
Желудок громко заурчал. Парень неуклюже завязал узел на левой руке.
- Надеюсь, что Дидье с этим... вторым которым, новым, да и старым, тоже спаслись, - под нос бубнил себя парень. - Все спаслись, все. И я спасусь. Наберусь сил... снова в путь.
Огюст устало привалился к стене, закрыл глаза, сделал попытку улыбнуться.
Ветер усилился. С прохладным свистом он залетал внутрь карцера и ворошил пепел. Огюст автоматически закрыл лицо руками, уж больно сильный кашель у него вызывал серый песок. А ветер всё никак не унимался: на полу, прямо около левой ноги Сипари, стал виться крохотный смерч. Из под ладоней доносилось тяжёлое глубокое дыхание.
Снаружи затрепыхались раскиданные листки (а вернее, то, что от них осталось) со стола тюремного охранника. Один из них стремительно пролетел мимо окошка клетки с выжившим арестантом.
Во рту пересохло. Даже больше: было такое ощущение, что по всему организму вместо различных жидкостей тёк пепел.
- Надо завязывать пить, - молча абстрагироваться не получалось. - Выберусь отсюда - ни глотка алкоголя. По крайней мере, до первого крупного праздника, а там как пойдёт. А ещё лучше - начну тренировать суперспособности. Типа, научусь предчувствовать катастрофы по налитому в стакан портвейну. Если будет отдавать гарью - к пожару, если будет казаться светлой и прозрачной - к потопу. Ну, или к горячке, тут как карта ляжет.
Слегка раздвинул пальцы около глаз, убедился в том, что пепел продолжает свой истеричный танец и вновь плотно закрылся руками.
- В собор схожу. Как же я давно не был в соборе, чуть ли не всю жизнь. Там прикольно. Музыка такая воодушевлённая играет, какие-то хлюпики песни Богу красивые поют, мужик в чёрной одежде какие-то крутые истории рассказывает по своей книжке. Кажется, по Библии.
Как вдруг раздался громкий удар грома. Огюст неспешно убрал ладони вниз, повернул голову с приоткрытым ртом в сторону окна. Спустя полминуты гром раздался ещё раз, чуть ближе, а следом за ним послышался тихий дробный шлепающий разнобой. Разнобой постепенно набирал мощь, обретал более чёткий ритм, пока не разразился сплошной канонадой стучащей о камни воды. Самый настоящий ливень.