Принцип Талиона

— Ты мог бы и сказать мне, кто это! — перехожу я из обороны в наступление. — И не было бы никаких трупов…

— Если б я знал, что ты устроишь пальбу… — он поднимает голову, смотрит на меня все еще укоризненно, но уже более спокойно, потом переводит взгляд в сторону, замечает неуклюже распластанную на диване Викки и тихо присвистывает: — Опа! Ее ты тоже замочила?!

Я раздраженно выпаливаю: — Проваливай! А то я и тебя замочу. И скажи Марку, чтобы убрали тут все.

— Разберусь, — фыркает он, выходя.

Я возвращаюсь к Викки и двумя ударами по щекам привожу ее в чувство. Ее взгляд тут же мечется в сторону холла, но спиной я загораживаю ей обзор.

— Не зыркай, — говорю грубо. — Ну вот, теперь ты, наконец, осознала, что я не шучу. Надеюсь, у тебя пропадет охота играть со мной в свои дилетантские игры. Ну а если ты все же продолжаешь наивно верить, что я неопасна, и что тебе удастся спасти их обоих, то вот тебе на память.

Я кидаю ей на колени голубую прямоугольную коробочку с таким же голубым бантиком и направляюсь к выходу. Аккуратно обходя голову Ларри, чтобы не наступить на кровь, стремительно растекающуюся по светлому ковру, я автоматически задерживаю дыхание, чтобы не потерять сознание — не самое удобное качество для человека моей профессии. Переступив через его ноги, я рывком тяну на себя дверь. Плотно закрыв ее, шагаю по вымощенной дорожке, а за спиной у меня раздается нечеловеческий вопль.

Впервые я испытываю сочувствие к Викки — мало приятного обнаружить в нарядной и на вид безобидной коробке палец ребенка, грубо отсоединенный от кисти его хозяина. Прежнего хозяина… Не знаю, можно ли определить оного по одному только пальцу, но судя по крику, Викки не сомневается, кому принадлежал этот окровавленный мизинец.

И правильно.

Уже у машины я оборачиваюсь и долгим взглядом смотрю на фешенебельный дом, в котором живет и радуется жизни дочь доктора Вайнштейна. Отнявшего у меня возможность жить в таком же доме, быть такой же — ну или почти такой же, — как она: утонченной, благородной, образованной. Быть может, у меня и не получилось бы всего этого, и леди из меня бы не вышло, но мне не позволили это выяснить. Кто-то решил, что я недостойна такого шанса.

Кто-то отдал мой шанс ей…

И кто-то должен за это ответить.

Глава пятая. Взгляд со стороны

Справившись с замком, я пинаю дверь и, ворвавшись в дом подобно смерчу, широкими шагами пересекаю холл. Внутри меня все кипит, злость рвется наружу, но я не даю ей выхода. Дверь за моей спиной тихо закрывается и раздается щелчок замка.

— Могу я спросить, из-за чего ты так бесишься? От твоего молчания у меня звенит в ушах, — нарочито небрежно изрекает Райан, хотя я видела, что в машине он едва сдерживался, чтобы не наорать на меня или не надавать пощечин.

За те годы, что мы вместе, он хорошо изучил меня, и знает, что чем дольше я держу в себе эмоции, тем мощнее будет извержение. И всегда старается предотвратить взрыв.

— Ты видел, как она живет? — выпаливаю я, резко разворачиваясь к нему.

— Я не рассматривал, что там внутри, — отвечает он без эмоций, мгновенно расслабившись. — А снаружи ничего особенного. Красивый особняк. Но и наш дом не хуже.

— Не хуже? — цежу я сквозь зубы, чтобы не сорваться на крик. — Да по сравнению с той роскошью, в которой живет и выросла она, мы с тобой обитаем в лачуге.

— Тебе видней, — он отворачивается, бросает ключи от машины на тумбу и идет в мою сторону.

Он по-прежнему раздражающе бесстрастен, в то время как я стремительно достигаю своего предела.

— И если бы ты не покупала одну крутую тачку за другой, мы могли бы позволить себе дом и получше.

— Ты обвиняешь меня в том, что я спускаю все деньги на дорогие машины?! — я едва не давлюсь собственными словами, не веря, что он на самом деле сказал это.

— Это ты обвиняешь меня в том, что наш дом недостаточно шикарен, — парирует он, садясь на диван и закидывая ноги на сложенные стопкой подушки.

— Извини, — с вызовом цежу я сквозь зубы.

Но он не замечает издевки и великодушно кивает.

— Извиняю.

Его невозмутимость бесит меня еще больше. Я вспоминаю, что мне никогда не удается развести его на эмоции, никогда не удается вывести его из себя. Мы две противоположности — полный штиль и девятибалльный шторм. Вечная мерзлота и экваториальный зной. Вулкан и айсберг. Он тушит меня, когда я разгораюсь, я завожу его, когда он едва не покрывается ледяной корочкой.

Наверное, поэтому мы так подходим друг другу.

Наверное, поэтому мы до сих пор вместе.

— Не знаю, что на тебя нашло, но я не вижу повода для истерики, — продолжает он, едва заметно пожав плечами. — Если тебе так приглянулся этот дом, мы можем купить такой же.

Я зло фыркаю.

— Да даже если мы купим пять таких домов, ни один из них и близко не будет похож на ее.

— Значит, мы купим ее дом. Со всей обстановкой и мебелью.

— Да плевать мне на обстановку и на мебель! — срываюсь я, но тут же пресекаю вспышку гнева и делаю глубокий вдох.