Принцип Портоса, или Последний свидетель

И Мария, гордо сложив руки на груди, прислонилась спиной к забору.

Вижу, папа начинает оглядываться, а ружья, к сожалению, под рукой нет. Поэтому он вежливо говорит Марии Переваловой:

– Вы можете так постоять секундочку?

– Хоть три, – отвечает нахальная Перевалова.

– Три не понадобится. Я вас за две застрелю, – говорит папа. И мне: – Макс, тащи немедленно ружье!

Ну я, конечно, сдрейфил (еще бы, в таком состоянии я вообще людей раньше не видел) и говорю:

– Папа, давайте понимать нервное состояние Марии.

А он:

– Я не психиатр! Я наоборот – застреливать собрался!

А Мария Перевалова:

– Так вы Печорин? Что же вы раньше молчали? Вы – герой нашего времени!

Не знаю Печорина, о котором болтала Машка, но наш папа действительно герой – такое терпеть от какой-то там студентки! И тут Витька все хорошо исправил.

– Если вас застрелит папа, – сказал он, – как же вы выйдете замуж, о чем столько лет мечтали? Только-только Петька-радиотехник вам попался, а вас уже убьют! И вы не испытаете семейного счастья. Вы, наверно, думаете, что женихи под заборами валяются? Вы не думайте. Я б на вашем месте дорожил жизнью, поймав неженатого мужчину с хорошей профессией.

Знаете, что тут с Переваловой сделалось? Ка-а-ак она зарыдает, ка-а-ак подпрыгнет! И к себе ускакала. И сразу стала ветку нашей сливы отпиливать.

А папа сказал:

– Спасибо, сын, за мужскую выручку. А то поодиночке нас бабы с мухами съедят…

И зачем-то поглядел на Сашку.

А Сашка испугалась и говорит:

– Я не такая.

А папа:

– Конечно, девочка моя… Господи!

И тут из него словно воздух выпустили. Обмяк он как-то и гладит Сашку по голове.

– У меня еще три литра пива в холодильнике, – неожиданно вспомнил дядя Витя.

А папа:

– Неси, а?

А дядя Витя:

– Хорошо. Только о женщинах…

– Не-не! – замахал руками папа.

А когда все разошлись, я поднял бумажку, которая выпала из сахарницы, а там маминой рукой написано: «Паша, брось чудить. Я деньги положила на сберкнижку, на твое имя. Книжка в комоде, в верхнем ящике, под носовыми глажеными платками. Твоя Наташа».

Ну, тут у меня просто ноги подогнулись. Вот это приключение! Да?

А потом мы сидели на террасе. Не знаю, сколько прошло времени. Никто не считал. Дядя Витя с папой в креслах пили пиво. Витька с фонарем под глазом сидел на табуретке и носком кроссовки гладил пол. Сашка лежала в купальнике на животе, прижавшись щекой к собственной ладони, и слушала шорохи…

Да, вы не забыли? Июль остановился на два дня. Облака в высоком небе толкались пухлыми животами…

– Хорошо, – сказал дядя Витя, поднимая стакан с пивом. Плавленый янтарь, верно, бывает такого же цвета…

А потом полетели курицы. Это Перевалова их ловила и из своего сада через забор в наш двор перекидывала. Ничего летели, но довольно шумно.

– Черт с ними, с птицами, – заметил папа, тоже поднимая стакан.

От нашей речки Самарки прилетел ветер, чистый и немножко прохладный. Именно такой, о котором я мечтаю всю зиму.

– Да, – вспомнил я и вытащил из кармана американский фотоэкспонометр.

Тот самый, что года два назад родители подарили Витьке. Они, наивные, надеялись, что Витька станет фотографом или хотя бы кинорежиссером. Но Витька не захотел… Теперь я экспонометр немножечко, незаметно для глаза, расплющил, чтоб стрелка дальше цифры «одиннадцать» не заползала.

– На тебе, Сашка, американский дозиметр. Дарю! От всего сердца.

Витька, конечно, глаза вытаращил, увидев свой прибор в расплющенном виде, но я его вовремя ногой незаметно двинул, чтоб не болтал.

– Какой у вас низкий фон… – вздохнула Сашка, поглядев на шкалу. – Даже не верится.

– Этот Портос! – разгорячился вдруг Витька. – Со своими принципами! У нас бы он пропал со своим мировоззрением. Надо же: дерусь – потому что дерусь! А? Приключение ради приключения! Надо же!

– В наше время только Портос со своей позицией и смог бы выжить, – не согласился папа. – Какое счастье: живу – потому что живу! А? Славно… Процесс нужно замечать. Смысл жизни не в цели, а в самой жизни.

Фыр-р-р! – перелетела через забор очередная курица.

– С точки зрения процесса – пиво тепловатое, – вздохнул дядя Витя и, отмечая приземление очередной курицы, сказал: – Что-то птицы низко полетели… Нэвжэ к дождю?

А папа сказал:

– Года через два она станет детским редактором в каком-нибудь издательстве. Ноголомательница движется в литературу.

– Кому вона ногу зломала? Петьке?

– Не видишь, половина курей… или как?.. кур? охромела? Хоть костыли привязывай.