Принцип Полины

Я и сам узнал. Только хромированная решетка радиатора цвета корицы позволяет опытному глазу отличить его от менее утонченного «Ягуара ХЛ2» с тем же мотором и кузовом. Когда-то в Тионвилле я долго пытался отреставрировать отцовский «Рено 4CV» и остался с тех пор подписчиком «Авторетро». Я спросил Раймона, увлекается ли он, как и я, старыми машинами.

– Нет, просто вспомнилось, – улыбнулся он, взяв за руку свою Жанну. – Максим возил нас обедать в казино в Эксле-Бен – в прошлом году, на нашу пятую годовщину.

Новый водитель выскочил из лимузина и поспешил открыть левую заднюю дверцу передо мной, а правую – перед моей хозяйкой.

– Счастливого пути! – крикнул Раймон, махая рукой.

Обивка из бежевой кожи погрузила меня в атмосферу английского бара с лакированными панелями и хрустальными бокалами. Робер Сонназ – очки сдвинуты на седую гриву, в углу рта зажата трубка – приветствовал нас сердечным прищуром, не переставая орать в телефон, зажатый между ухом и воротником кашемирового пальто.

– А я вам говорю, это безобразие, старина! Право на ответ можете засунуть себе в задницу! Я требую немедленного увольнения автора, хвалебного и обстоятельного отзыва на книгу лауреата, портрета мадам Вуазен и трех бесплатных колонок на рекламной полосе. Иначе сами знаете, какие плачевные последствия это будет иметь для вашей редколлегии. Я не желаю вам всего доброго, Шамбер.

Президент протянул трубку водителю – машина в этот момент входила в поворот, – приказав ему распутать провод, прежде чем вешать, – невыносимо, что приходится каждый раз повторять одно и то же.

– Если бы вы знали, как мне не хватает Максима, – вздохнул он, закончив, и похлопал по локтю мою хозяйку.

– Мне не очень понравилось ваше выступление в местных новостях, – буркнула она в ответ.

– Все улажено, – отрезал политик, повернувшись к картине, зажатой между моими коленями.

Он сравнил портрет с оригиналом и крепко пожал мне руку:

– Здравствуйте, молодой человек, очень рад и весьма сожалею. Местная пресса воздаст вам должное завтра же, а если потребуется, я подключу наших друзей из «Фигаро».

Вместо ответа я поинтересовался, сколько бензина потребляет его двенадцатицилиндровый. Его, похоже, восхитили такие познания, неожиданные у парижанина без гроша в кармане, одетого из супермаркета «Карефур».

– Двадцать пять литров в городе, – приосанился он. – Но спешу вас успокоить: по примеру нашего генерала[11] я считаю долгом чести оплачивать из своего кармана топливо на мои личные нужды. А когда мои противники упрекают меня, что я-де не покупаю французскую продукцию, я отвечаю, что в свое время Свободная Франция в Лондоне ездила на продукции английской, тогда как французское автомобилестроение было под пятой немецкого оккупанта.

До меня уже дошли самые лучшие отзывы о вашем выступлении. Максим был в восторге.

Я вздрогнул.

– Вы с ним говорили?

– Я знаю, как на него давят, и глубоко ценю его верность, он, должно быть, и сам вам об этом сказал. Но я не из тех, кто сидит сложа руки. Скотч? Да, знаю, еще рано, но в поезде отоспитесь. А мне предстоит открывать ясли.

– Я не буду, спасибо, – отказалась мадам Вуазен. – У меня работа.

Он достал бутылку «Гленфиддиша», спрятанную в кармане дверцы с моей стороны, и наполнил два хрустальных бокала на откидном столике, оказавшемся в спинке сиденья передо мной.

– За литературу! – провозгласил он с лирической ноткой. – И за правосудие.

Мы чокнулись. Тут зазвонил телефон. Он наклонился вперед, чтобы снять трубку. Речь шла о будущем технополисе и подъездной дороге, которую дорожно-строительная компания отказывалась строить по предложенной цене. Сонназ надел очки, достал калькулятор и решил вопрос в свою пользу за три минуты, отделявшие нас от вокзала.

– Я много вкладываю в микропроцессоры, – доверительно сообщил он мне, повесив трубку. – За ними будущее. Мой технополис будет французской Кремниевой долиной. Необходимо помешать утечке молодых талантов, таких как Полина.

В его взгляде, когда он произносил эти три слога, отразилось так много чувств, что я отвел глаза, допивая скотч. И чуть не поперхнулся, когда он добавил:

– Она звонила мне сегодня, рассказала о вашем замысле книги.

– Пойду поменяю билет, – сказала мадам Вуазен, открывая дверцу.

Я собрался было последовать за ней, но Сонназ удержал меня:

– Ваш поезд опаздывает на десять минут. Без вас он все равно не уедет.

Гааза за стеклами очков в роговой оправе блестели, взгляд был спокойный и твердый, – взгляд человека, которому ни в чем не отказывают.

– Идите возьмите корзину с завтраком в «Герцоге Савойском», – велел он водителю.

Тот выключил зажигание и порысил в ресторан напротив.

Когда мы остались одни, президент повернулся ко мне вполоборота и ткнул пальцем в мое колено, словно показывая место на карте.

– Ну что, молодой человек, вас все это вдохновляет?

Дым трубки и блики хрусталя на тонированных стеклах очков придавали его лицу трибуна зловещую расплывчатость портрета Дориана Грея.