— …Нам нужно обсудить ряд неотложных мероприятий, которые не позволили бы Левке Разумневичу и его кодле перехватить инициативу! И они, вы сами знаете, уже ничем не брезгуют! Их люди забрались в святая святых, в Генпрокуратуру, где обнаружили ордер на Левкин арест! Только представьте: этот так называемый меценат, покровитель муз и проходимец уже снимает со счетов деньги, которые давал на постановку кинофильмов, если их авторы не подписали коллективное письмо в его защиту! А наша широкая общественность только кудахчет и требует борьбы с коррупцией!
Прерываемый одышкой, он одной рукой взялся за сердце, а другой потряс в воздухе номером «Российских ведомостей» и покосился на Диму Гуреева, лысоватого, малоприметного молодого человека в затемненных очках, которого ему удалось внедрить в администрацию президента, где он сейчас курировал правоохранительные органы. Дима неопределенно вздохнул, после чего значительно промолчал. И все тоже промолчали.
Босс перевел взгляд на Антона:
— А вот и шеф моей безопасности, собственной персоной! Который еще до начала совещания должен был тут все проверить, не заложили ли фугас, не поставили ли прослушку!
— Все уже сделали мои ребята, — пожал плечами Антон. — И доложили мне по мобильному, пока я сюда ехал.
— Кстати! — Белявский грузно приподнялся и навел на него палец. — Чтобы не забыть! Мне только что передали, что у нашего знаменитого режиссера Никиты Малхазова, национального достояния России, лауреата Канн и триумфатора Венеции, остановились съемки нового фильма только потому, что этот негодяй Левка отказался спонсировать его новый шедевр! Вернее сказать, оказался недостоин такой чести. Из-за того, что Малхазов отказался поставить подпись под этой самой коллективной стряпней! Давай, Антоша, ты же с ним близко знаком, звони ему прямо сейчас. И как только свяжешься, дашь мне трубку.
— Алло… — Антон услышал в трубке знакомый скрипучий голос режиссера Малхазова с едва уловимым северокавказским акцентом.
— Никита, это я, Антон, здравствуй… Долго же ты не отвечаешь…
— Слушаю тебя, дорогой. Сам знаешь, поздно ложусь, поздно встаю… Что хорошего скажешь?
— Все забываю про твой режим… Скажи, это верно, что Разумневич отказался финансировать твой проект?
— Ну да, хотя толком еще не знаю… — осторожно проговорил Малхазов. — Темнит что-то. Мол, туго с деньгами, то-се. А что? Ты откуда знаешь?
— С тобой Эдуард Григорьевич хочет поговорить по этому поводу, передать ему трубку?
— Ну передай… А у него есть какие-то предложения?
— Есть, есть, — торопливо подтвердил Эдуард Григорьевич, выхватив трубку. — Здравствуйте, Никита… — Он строго посмотрел на Антона.
— Теймуразович… — едва слышно подсказал тот.
— Тимурович, — поспешно закончил приветствие Белявский.
Великий кинорежиссер, привыкший к искажению отчества, только вздохнул.
— Антон мне сказал, будто этот скряга Разумневич положил с прибором на собственное обещание финансировать ваш проект? — продолжал Белявский. — Я ушам не поверил. Вернее, наоборот, мне куда более странно было узнать, как вы могли довериться этому человеку? Ведь он ни черта не смыслит в искусстве!
— Моя гражданская позиция ему не нравится, — туманно ответил Малхазов. — А что, вы мне хотите предложить некую альтернативу?
— Ну по мере наших возможностей, которые в наше столь трудное для всех приличных людей время…
— В России времена всегда трудные, — прервал его Малхазов. — Других не припомню. Восемьсот тысяч дадите? Именно столько мне недодал ваш лучший друг.
— Долларов? — упавшим голосом и с изменившимся лицом спросил Белявский.
— Нет, лир, — хмыкнул Малхазов. — Да или нет? Извините, у меня тут художественный совет, а время ограниченно…
— Ну конечно, конечно, во имя святого искусства… — пробормотал Белявский, стараясь не смотреть на участников совещания. — Но я должен поставить этот вопрос на правлении нашего банка. Уверен, мы решим его положительно…
— Мне нужно это точно знать до завтра, — снова прервал его Малхазов.
— Понимаю… Считайте, что они у вас есть, — подтвердил Белявский. — Если, конечно, вы к тому времени прервете всякие отношения с Разумневичем и расскажете о случившемся в интервью на телевидение, да хотя бы на канале ТВТ.
— С той минуты, когда я увижу сумму прописью, я не присяду с Левой на одном гектаре, — заверил маэстро.
— Желаете налом?
— Нет, слушайте, зачем мне связываться с налоговиками? Они мне и так всю плешь проели… Просто перешлите на наш счет в Северо-Западный банк… Одну минуту, сейчас я вам продиктую его номер…
Когда стали расходиться, Дима Гуреев придержал за локоть Антона:
— Вы, кажется, большой специалист по преодолению автомобильных пробок. А я очень спешу. Не подбросите?
Антон понимающе кивнул, покосившись на босса, но тот сейчас был занят другими делами.
В реквизированной «тойоте» Антон отпустил водителя и сам сел за руль, Гуреев сел сзади.
— Здесь нет подслушки? — спросил Гуреев, когда они немного отъехали.
— Исключено, — кивнул Антон, покосившись на всемогущего пассажира в зеркальце заднего обзора.