Расплатившись за «сценическое обмундированием» деньгами, половину из которых составляли средства Дубнера, отложенные на «чёрный» день, а половину – его личные накопления, Ёжик нагрузился покупками выше головы и отправился на поиски выхода. Пытаясь разобрать из-под пакетов, где находится дверь, он краем глаза заприметил
«Проплывавшая» ежиха обернулась и лучезарно, нет, даже как-то ласково-приветливо улыбнулась Ежу.
- Ах, что за прелесть! – вслух выразил охватившее его восхищение перегруженный музыкант – и немедленно оступился, зацепился когтями за порог, запутался в сумках и рухнул на землю носом.
При падении вещи не пострадали, благо, были упакованы, и Ёжик также остался цел, а вот прелестное видение исчезло без следа. Покупатель вздохнул с оттенком то ли грусти, то ли романтики, вновь взвалил на плечи приобретённое и поплёлся в сторону мастерской Дубнера.
Мастерская эта располагалась в подземелье, недалеко от места жительства Меда с женой. Мед, как санитар леса, подтаскивал домой всякую всячину; не сказать, что бы он имел на такие поступки право, однако кого и когда это останавливал? И кое-что из добытого медведь отдавал Дубнеру, в обмен на разные полезные и редкие вещицы: чашки ручной работы, кофемолку, картины, приборную панель для стиральной машины... недаром бобёр был электриком и, что называется, мастером на все руки.
К тому моменту когда Ёжик, пыхтя и отдуваясь, вошёл в мастерскую и бросил покупки на пол, его друг давно разобрался с защиткой для гитары; с листовками он тоже закончил и теперь занимался, так сказать, их продвижением.
- Вот, тридцать штук. – Дубнер передал результат трудов стоящему тут же Меду.
- Не маловато? – засомневался тот.
- Для начала нормально. Расклей на главной площади и вблизи неё. Сделаешь – соберу для тебя бесплатно соковыжималку.
- Площадь патрулируют, - неуверенно произнёс санитар леса.
- Соковыжималку и кухонный комбайн.
- А кого поймают за расклеиванием...
- Слушай. – Дубнер крутнулся на вертящемся кресле и поднял защитную маску. – Полиция следит за площадью только днём, ночью никому это счастье не нужно.
- Э-э. Значит, идти ночью. Понял. – Мед почесал ухо. – Только комбайн с выжималкой не забудь.
- Когда я забывал? – недовольно отозвался Дубнер и, отвернувшись от удаляющейся спины Меда, обратил взор к Ёжику: - О, привет выступающим! Закупился?
Ёжик красноречиво отдувался.
- Вижу, что да. – Бобёр покивал. – Ну, сегодня больше ничего делать не будем – выступление назначено на завтра, на утро.
- А почему на утро?
- А в какое время на площади больше всего народу? Утром, когда идут на работу, и вечером, когда с работы возвращаются. Да и листовки не сразу сработают.
- Логично. Эм... а защитные аксессуары готовы?
Дубнер разулыбался.
- Пойдём покажу.
Он неуклюже поднялся с кресла и прошлёпал в дальний угол мастерской.
- Вот, гляди.
Кейс, изготовленный бобром, смотрелся настолько презентабельно, что даже (Ёжик подыскал слово) выпендрёжно: деревянный, твёрдый, прочный, тёмного цвета, с большими серебристыми буквами «DubnerWeathercaster» и надёжной подвижной квадратной ручкой.
- Красота-а... – Ёжик залюбовался. – А где гитара?
- Открой коробку – найдёшь подарок, хе-хе.
Ёжик послушался: щёлкнул поблёскивающими в свете рабочей лампы застёжками и, получая удовольствие от малейшего мига и миниатюрнейшего события, связанных с гитарой, открыл футляр. Внутри лежала она – почти такая же, как и была, да не совсем; теперь тонкие залакированные деревяшки, посаженные на суперклей, полностью повторяющие контуры гитары, предохраняли музыкальный инструмент от капризов природы. И не только: если верить замечанию Дубнера, «Везеркастер» стал прочнее, а звука у него прибавилось – бобёр почувствовал это, сыграв на гитаре чуть-чуть и
Ёж дёрнул верхнюю, самую толстую струну, - и заслушался. Звук, несомненно, приобрёл в глубине, продолжительности и выразительности.
- Но... как объяснить такое изменение? – вопросил владелец «Везеркастера». – Ведь нет объективных причин...
Дубнер пожал плечами и просто ответил:
- Похоже, она ждала этих изменений. Гитара
Ёжик потрясённо молчал.