Принцесса вандалов

– Ни за что на свете, – улыбнулась Изабель, усаживаясь за стол. – Я надела свое самое любимое платье и не позволю превратить его в лохмотья. Не говоря уж о новых повреждениях, которые вы мне непременно нанесете!

– Изабель! – на этот раз жалобно воззвал к ней принц.

– Сегодня ни о каких садах не может быть и речи, – твердо ответила она. – Подождем, когда вы подстрижете ногти. К тому же нам нужно всерьез поговорить.

– О чем? – уныло протянул Людовик, направляясь к столу и занимая место напротив хозяйки, признавая тем самым свою полную ей покорность.

– В стране, где все идет не так, как надо, тему для разговора, мне кажется, найти не трудно. Лично я хотела бы узнать, каковы ваши отношения с королевским двором и с парламентом.

– Плохи и с тем и с другим. С тех пор, как я вернулся из Блено, народ продолжает носить меня на руках, чего не скажешь о судейских. Эти крючки приняли меня весьма холодно и даже позволили себе задать несколько неприятных вопросов относительно моих отношений с испанцами!

– А вы воображали, что эти отношения никого не касаются, кроме вас? И что же вы им ответили?

– Отправил куда подальше! Слишком много воли дали этим судейским, и теперь они ею злоупотребляют!

– Могло ли быть по-другому? Когда власть достается трудно, она особенно сладка, – произнесла Изабель задумчиво.

Погрузившись в размышления, она замолчала, а принц, залюбовавшись ею, не прерывал молчания. Бог мой, до чего же хороша! В роскошном, слишком строгом, на его взгляд, платье Изабель походила на идола в кумирне.

– Оставим пока в стороне парламент, – наконец заговорила Изабель, – и поговорим о дворе. Вернее, о короле и королеве. Как они вас встретили? – И видя, как он помрачнел, добавила, понизив голос: – Неужели до такой степени холодно?

– Отвратительно! После дежурных любезностей я начал перечислять свои претензии, но меня сразу же оборвали. Мне не дали закончить! Меня не выслушали!

– Постойте! Постойте! Мне кажется, я ослышалась! Или вы в самом деле говорили о своих претензиях?

– Да, именно так! Вы услышали меня правильно!

– В таком случае у меня складывается впечатление, что ваш светлый разум затмился, раз вы позабыли, к кому вы обращались! Во-первых, с дежурными любезностями не приходят к венценосцу! Вы пришли к Его Величеству королю, а не к своему знакомому или приятелю!

– Не смешите меня! Какой еще венценосец? Мальчишка! И пока еще не коронованный!

– Тем не менее он король! Вы знаете, что во Франции король всегда на троне, и помазание только обновляет его связь с Господом! Но мы сейчас не об этом! Так что же вам сказал король?

– Ничего! Он просто повернулся ко мне спиной. Говорить пришлось королеве. Она мне и ответила, если ее слова можно назвать ответом.

– И что же это были за слова?

– Королева была откровенно раздражена, упрекала в непомерной гордыне, которая толкает меня посягать на трон, сметая все на своем пути. Тут я прервал ее и напомнил, что главным моим желанием было избавить Францию от Мазарини. Она заговорила на октаву выше: «Мазарини! Мазарини! Вы только о нем и твердите! Он в изгнании, скитается неведомо где, как зачумленный, вместе с челядью и родней, лишившись крова и имущества! Вам этого мало? Чего вы еще хотите? Его головы?» И только я собрался ответить, как заговорил король, он не дал мне и слова сказать. «Кардинал – мой министр! Я один имею право решать его судьбу! Я не только не отдам вам его головы, но без малейших колебаний призову обратно, если вы и ваши сторонники доведете меня до крайности!» Тут я повернулся и ушел. Вот и все мои отношения с королем и королевой!

– Вам можно только позавидовать, – насмешливо заключила Изабель. – Из вас вышел бы замечательный посол, монсеньор! Если затевать войну с соседом, то посылать нужно только вас, и война разгорится в тот же миг. Вы явитесь с обнаженной шпагой в одной руке и зажженным фитилем в другой, и все мирные голубки в ужасе разлетятся. Право, мне иной раз приходит в голову мысль, уж не…

Она хотела сказать «не сумасшедший ли вы?», но вовремя остановилась, вспомнив, какой ужас внушает принцу мысль о безумии. И не без оснований. Одна из его прабабок запомнилась такими оргиями, какие может устраивать только безумица. Его теща была форменной сумасшедшей, и болезнь ее была главной причиной, по какой он не желал брака с юной племянницей кардинала де Ришелье. Людовик страшился за свое потомство… Изабель проглотила вертевшееся на языке неуместное слово и заменила его гораздо более изысканным оборотом:

– Уж не склонны ли вы трактовать все слишком по-своему?

– Что вы имеете в виду?

Изабель не стала обращать внимания на жесткий тон вопроса и продолжала:

– Существуют некие данности. Король он, а не вы. И в этом между вами очень большая разница.

– Не нахожу! Мы оба Бурбоны, он и я!