И почти сразу множество желтокожих воинов ворвались в зал с той стороны, откуда прибежал посланец. Вот только двигались они спиной вперед, упорно отбиваясь от горстки красных воинов, напиравших на них и медленно теснивших все дальше и дальше.
Через головы противников я, стоя там же, на возвышении, увидел моего старого друга Кантоса Кана. Он возглавлял небольшой отряд, пробивавший себе дорогу в самое сердце дворца Саленсуса Олла.
В ту же минуту я понял, что если нападу на окарианцев сзади, то могу моментально дезорганизовать воинов, и их дальнейшее сопротивление станет просто невозможным; с этой мыслью я спрыгнул с возвышения, бросив через плечо пару слов Дее Торис в объяснение своего поступка, но не обернулся, чтобы посмотреть на нее.
Ведь между нею и врагами находился я, а поскольку Кантос Кан и его воины уже, по сути, захватили зал, ей ничто не могло грозить, даже если бы она оставалась в одиночестве рядом с троном.
Мне хотелось, чтобы люди Гелиума увидели меня и поняли, что с ними их любимая принцесса. Я знал: это вдохновит их на деяния еще более великие, чем те, что они совершали в прошлом, хотя подвиг и так был беспримерным… Они ведь прорвались в неприступную крепость северного тирана!
Когда я спешил, чтобы напасть на желтых с тыла, слева в стене открылась маленькая дверь, и оттуда, к немалому моему удивлению, выглянули Матаи Шанг, Отец фернов, и его дочь Файдор.
Быстрым взглядом они окинули происходящее. На мгновение их глаза, расширившись от ужаса, остановились на мертвом теле Саленсуса Олла, потом на крови, окрасившей пол в алый цвет, на телах придворных, павших у подножия трона, на сражавшихся у противоположной двери воинах… Наконец они увидели меня.
Они не сделали попытки войти в зал, просто осмотрели каждый его угол, и на лице Матаи Шанга мелькнуло выражение злобной ярости, а губы Файдор тронула ледяная коварная усмешка.
И тут же они исчезли, но женщина успела нагло рассмеяться прямо мне в лицо.
Я не понял причин бешенства Матаи Шанга или радости Файдор, но понимал, что ничего хорошего для меня это не предвещает.
Через мгновение я уже напал на желтокожих с тыла, и, когда люди Гелиума увидели меня за спинами своих врагов, под потолок взлетел мощный крик, ненадолго заглушивший даже шум битвы.
– За принца Гелиума! – гремели воины. – За принца Гелиума!
И, как кидается на свою жертву голодный лев, они снова бросились на ослабевших защитников северного города.
Желтокожие, зажатые с двух сторон, сражались с отчаянием, порожденным безнадежностью. Я и сам точно так же дрался бы на их месте, желая прихватить с собой на тот свет как можно больше врагов, прежде чем погибну. Мы вытеснили окарианцев в коридор.
Да, исход блестящей битвы казался очевидным… и тут из коридора за спинами воинов Гелиума к желтокожим подошло подкрепление.
Теперь отряды поменялись ролями, и уже представлялось, что именно солдаты Гелиума обречены на гибель, стиснутые между двумя жерновами. Мы были вынуждены развернуться лицом к новым врагам, к превосходящим силам противника, поскольку из первой группы почти никого не осталось.
Да, мне пришлось попотеть, так попотеть, что я уже стал гадать, смогу ли вообще справиться с северянами. А меня загоняли обратно в зал, и, когда им это удалось, один из желтых закрыл и запер на засов дверь, отрезав меня от людей Кантоса Кана.
Ход был умный – я остался наедине с десятком желтокожих, а моим соратникам в коридоре перекрыли путь к отступлению. И что им делать, окажись перевес на стороне неприятеля?
Но мне приходилось справляться с ситуациями и похуже этой, ну а Кантос Кан выбирался из куда более опасных ловушек. Так что не было смысла впадать в отчаяние, и я сосредоточился на самом насущном.
Но при этом мои мысли непрестанно возвращались к Дее Торис, я с нетерпением ждал окончания боя, когда смогу наконец обнять ее, снова услышать слова любви, которых был лишен так много лет.
Во время жестокой схватки я ни разу не взглянул туда, где за моей спиной, возле трона поверженного правителя, стояла прекрасная принцесса Гелиума. Мне попросту не представилось такой возможности. Я не понимал, почему любимая больше не подбодряет меня звуками военного гимна ее страны, но мне было вполне достаточно сознания того, что я сражаюсь во имя Деи Торис, и это пробуждало во мне все новые и новые силы.
Было бы слишком утомительно и скучно описывать все подробности этих кровавых минут; мы продвигались от двери через весь зал, к подножию трона, и наконец последний из моих противников пал, пронзенный мечом прямо в сердце.
И лишь тогда я с радостным криком повернулся, протягивая руки к моей принцессе, а мои губы уже горели в ожидании вознаграждения, трижды более желанного после кровопролитной битвы, после тяжкого пути, от Южного до Северного полюса, что я преодолел ради Деи Торис.
Но мой голос затих, губы окаменели, руки безжизненно упали вдоль тела, и я, словно смертельно раненный, пошатнулся на ступенях перед троном. Дея Торис исчезла.
XV
Вознаграждение