Цель, которой Вильгельм посвятил свою жизнь и ради которой он умер, не была достигнута. Нидерланды так никогда и не стали единой нацией. Борьба за освобождение изменила эту страну, лишив возможности воссоздания в прежнем виде. Но Вильгельм сделал другое, – он создал новое государство, Объединенные провинции следующего века – Голландию будущего. И несмотря на то что он не добился того, чего хотел, его достижения были огромны. Потому что он решал отчаянно трудную задачу вернуть самоуважение и свободу людям, рожденным под, казалось бы, неистребимым гнетом; завоевать большую власть, имея для этого так мало средств; и в течение пяти лет бороться в одиночку без надежды на успех. Странен и почти уникален тот факт, что, будучи идолом нации, он оставался неподкупным и являлся защитником прав народа иногда вопреки настроениям самого народа. В условиях чрезвычайной ситуации и войны, политического кризиса и опасности, угрожающей нации, часто целесообразно жертвовать формами – и даже духом – народного правления. Быть может, именно в этом кроется главная причина того, что в течение этого бурного века народное правление во многих странах зачахло? Но именно поэтому Вильгельм с таким упорством добивался признания. Он стремился не навязать нарождающейся нации свою волю, а дать возможность созреть и оформиться ей самой. Он принадлежал к более ранней, более культурной и благородной эпохе, чем то время ограниченности, авторитарности и узколобой сектантской ненависти, в котором он жил. Но одновременно с этим он принадлежал и более поздней эпохе. Его искренний интерес к людям, которыми он правил, его вера в их развитие, его толерантность, его убежденность в необходимости правления, основанного на согласии, – все это выходило за пределы средневекового мира и принадлежало более поздней и свободной эре. Среди государственных деятелей не много тех – и ни одного среди его современников, – кого так глубоко заботил покой и обычное житейское счастье тысяч людей, которые и составляют «народ». Вильгельм не идеализировал и не переоценивал их, он знал, что они часто ошибаются, потому что не разбираются в политике. Но он верил в них, видя в народе не какое-то теоретическое понятие, а совокупность отдельных личностей – людей. В этом и заключается секрет глубокой и долговечной любви между Вильгельмом и его народом. Мудрый, осторожный, не склонный судить и действовать торопливо, спокойный, упрямый и невозмутимый – только этот человек мог так долго нести такое тяжелое бремя и, так мало жертвуя общественным правом, противостоять централизованной власти правительства, пренебрегавшего им. Он уважал в людях то, что хотел, чтобы уважали в нем, – право иметь собственное мнение.
В истории были политики более успешные и более изощренные, но не было ни одного более стойкого и более толерантного. «Мудрейший, благороднейший и храбрейший из тех, кто когда-либо вел за собой нацию», он один из того немногочисленного ряда государственных мужей, которые дали человечеству больше, чем своему времени и своим народам. Вопреки различию языков и политических теорий, обычаев и проблем, мешающих одной эпохе понимать другую, некоторые люди обладают масштабом личности, придающим их жизни универсальную значимость. Такие люди, на каком бы поприще они ни трудились и чем бы они ни прославились – мистики или святые, ученые или врачи, поэты или философы и даже (но как редко!) военные или государственные деятели, – существуют, чтобы посрамить скептиков и вернуть человечеству веру в себя.
Одним из их числа был Вильгельм Нассау, принц Оранский, прозванный Молчаливым.