Иногда они делали перерывы и рассказывали свои истории братьям Льешо. Шокар слушал с огромным вниманием, иногда приходя в ужас. Он то и дело бранил Льешо за его рискованные поступки и настаивал, чтобы Адар еще раз проверил его раны, не осталось ли следов от предыдущих повреждений. Льешо не обиделся на облегчение, с которым лекари и целители восприняли его выздоровление. Личная охрана тоже начала действовать на нервы. Как бы сильно он ни любил брата, чрезмерная забота Шокара сводила его с ума. Как же он ценил минуты тишины и раздумий, когда брат дремал рядом. Хотя они были и менее значимы, чем редкая возможность поговорить с Адаром. Лекарь опустился на пол у его кровати с кривой улыбкой, искажаемой светом лампы.
— Он просто хочет, чтобы ты был в безопасности, — одарил Адар спящего принца снисходительной улыбкой.
— Я тоже люблю его, — вздохнул Льешо. — Но мы нигде не сможем чувствовать себя безопасно. И я не ребенок, которого он может огородить от правды.
Адар усмехнулся.
— Чтобы убедить Шокара, что ты уже не семилетнее дитя, нужно обладать магией посильней, чем у нас с тобой. Что касается опасности, — покачал головой лекарь, огорченно нахмурившись, — Шокар до сих пор винит себя, что был вдалеке от Кунгола, когда напали гарны.
— Гарны убили бы его, — сказал Льешо, зная, что они ни за что не оставили бы в живых человека, способного поднять свой народ на восстание.
— Да, он не трус, — произнес Адар, будто это нуждалось в упоминании, — но он миролюбивый человек. Когда он увидел тебя в счетном доме, то искренне поверил, что богиня дала ему еще один шанс для искупления. Если б ты умер, он бы отчаялся.
— Понимаю. — Льешо закрыл глаза, которые болели от усталости, не желая больше думать об этом. — Тем не менее я не могу остаться.
— Спи, — похлопал его по плечу Адар.
Льешо понял, что открыть глаза выше его сил. Издалека доносились приятные голоса священников, с ними говорил бог смеха и слез Чи-Чу, похожий на мастера Дена. Должно быть, сон. Да, уже сон.
Наступило утро, мастер Ден стоял рядом с соломенным тюфяком Льешо и настойчиво пытался разбудить принца, сетуя, что для сна нет времени. Он скинул с плеч кипу белья, и юноша заметил, что это повседневная одежда из лагеря ее светлости: не форма, в которой он сражался, не костюм, в котором он маскировался в день последней битвы. Интересно, куда подевалась жемчужина Льека. Закостеневший от долгого постельного режима юноша пошевелился, поднял руки, чтобы надеть рубаху, и почувствовал острую боль. Вот отчего он столь бледен. Генерал Шу когда-то посоветовал рассказать обо всем мастеру Дену, что оказалось невозможным в окружении заботливых друзей. Если уж стирщик принес его одежду, то, вероятно, знает, где находится и жемчужина.
— Где мое оружие? — спросил Льешо. — И дары, которые мне вернула ее светлость?
Ден не присутствовал на вручении короткого копья и нефритовой чашки, однако ему было известно о них.
— В твоей комнате во дворце, — ответил он, — вместе и с остальными ценностями, которые ты накопил по дороге.
Казалось, мастер Ден знает больше, чем говорит, но Льешо не мог спросить его об этом прямо здесь.
— Как там генерал Шу? — поинтересовался юноша, в голове которого возникал один вопрос за другим. — Он был ранен? Его кто-нибудь видел после битвы?
Каду, игравшая с Маленьким Братцем, покачала головой.
— Когда я его последний раз видела, он велел нам держать площадь.
— Он попался мне на глаза во дворце, где я была, пока не присоединилась к вам, — добавила Льинг. — Генерал в полном здравии направлял имперский караул прочесать все улицы, чтобы поймать гарнских шпионов всех до последнего.
Льешо знал, что сражение не закончилось первой битвой. Он чувствовал глупую обиду оттого, что генерал не пришел навестить его.
— А с Марой все в порядке?
Он никак не мог поверить, что целительница жива.
— Мара не хочет ничего рассказывать о своем путешествии по пищевому тракту дракона, — сообщила Льинг, — но постоянная улыбка отнюдь не похожа на выражение лица человека, испытавшего злой рок в когтях чудовища.
Льешо рассмеялся, то ли от негодования Льинг, то ли оттого, что Мара осталась довольной условиями своего путешествия. Он боялся, что от смеха появится боль в груди, но напрасно: видимо, юноша шел на поправку. Если бы удалось вычеркнуть из памяти ужасный клюв, впивающийся в грудь, чтобы вынуть сердце, то Льешо считал бы, что легко отделался.
Всем своим сердцем Льешо хотел переговорить с мастером Деном. Стирщик, как всегда, угадал его мысли.
— Давай отведем тебя обратно домой, — сказал он и опустил руку на плечо юноши.
Льешо подумал, что за дом Ден имеет в виду, и решил, что это, должно быть, комната во дворце.