Принц-странник

– Три года! – вскричал Чарлз. – Да это же целая вечность!., если ты в браке!

– Неужели ты не смог бы сохранить верность жене хотя бы в течение трех лет?

– Дорогая Минетта, я не поручусь и за месяц!

– Тут ты истинный циник. И тон этот задаешь всему двору.

– Может, и так. Только не переживай за дочь Фэрфекса. Она предназначалась Честерфилду, ты же знаешь, и только после оглашения имен жениха и невесты в церкви пришло известие, что она бежала с Бэкингемом. Так что скорее уместно сказать: бедный Честерфилд! Собственно, многие так и сказали. Не надо расточать жалость к другим в этих любовных играх, Минетта! Позаботься о том, чтобы никто не сказал однажды о тебе: бедная Генриетта!

– Чарлз, мне всячески намекают, что скоро придется выйти замуж.

– Это хорошая партия, Минетта. Я не вижу никого другого, за кого хотел бы выдать тебя замуж, поскольку Людовик уже вне игры.

– Я вся в сомнениях.

– В такие моменты все мы сомневаемся, дорогая.

– Я никак не могу понять, почему Филипп ни с того ни с сего решил вдруг жениться на мне.

– Ты очень привлекательная девушка, Минетта, а кроме того, ты сестра короля, ныне восседающего на троне. Ты – отличная партия для Филиппа, как, впрочем, и он для тебя.

– Мне хотелось бы суметь полюбить Филиппа.

– Некоторые сказали бы: это придет. Но между нами не должно быть фальши и недомолвок, Минетта, правда ведь? Ты не должна думать о любви в связи с предстоящим замужеством. А я – в связи с возможной женитьбой.

– Ты опять становишься циником, Чарлз.

– Есть некоторые, кто отворачивается от правды, когда она им не по нраву, и называют это цинизмом. Давай не будем записываться в их число, Минетта. Смотри правде в лицо, и ты увидишь, что если внимательно в нее всмотреться, то обнаружится, что не все в ней так уж плохо, как кажется с первого взгляда.

– Я должна выйти за Филиппа, Чарлз?

– Было бы неумно не сделать этого.

– Но, может быть, повременить. Я еще так молода.

– Мадемуазель де Монпансье тоже все время говорила себе, что слишком молода и может повременить, а теперь… теперь она не так уж молода.

– Она на многое пойдет, чтобы выйти за тебя сейчас.

– И увидит, что опоздала. Не бери ее в пример, Минетта. Выходи за Филиппа. Тогда мы будем недалеко друг от друга и сможем навещать друг друга. Это лучшее замужество, о котором ты можешь мечтать.

– Ты этого хочешь?

– Очень хочу!

– Тогда я выйду за Филиппа.

– И получишь славное приданое: сорок тысяч золотых и двадцать тысяч фунтов, чтобы не чувствовать себя нищей, когда отправишься в дом мужа. Я хочу, чтобы весь мир знал, что хоть я и самый непостоянный человек в мире, но есть та, которой я верен до конца – моя милая Минетта.

– Спасибо, Чарлз. Но умоляю тебя, давай больше не будем говорить о замужестве. Будем веселыми и счастливыми, пока мы вместе.

И она снова танцевала, и была счастлива, и забыла про Генри, про герцогиню Йоркширскую, про то, что скоро возвращаться во Францию, где ей придется выйти замуж за брата любимого ею человека.

Король настоял, чтобы мать и сестра не покидала Англию до Рождественских праздников. Рождество всегда отмечалось в Англии с большей пышностью, чем в любой другой стране, а нынешнее празднество обещало быть еще более грандиозным, чем когда-либо, ибо долгие годы такого рода гуляния согласно указу лорда-протектора считались грехом. Англичане вновь намеревались превратить Англию в страну развлечений и веселья, и весь декабрь на улицах царило великое оживление.

Принцесса Мэри с головой погрузилась в праздничные приготовления, взяв на себя балы и маскарады.

– Мы не должны подвести Чарлза, – сказала Мэри Генриетте. – Он намерен бросить вызов двору Людовика. В наших силах помочь ему приблизиться к этой цели. Не сомневаюсь, мы своего добьемся, хотя по части танцев англичане сильно уступают французам.

Генриетта согласилась и начала лихорадочно готовить балет. Здесь не было Людовика, танцующего с таким изяществом и очаровывающего зрителей своим царственным величием, но ей казалось, что они с сестрой смогут показать английскому двору кое-что, чего здесь никогда не видели. Как-то они сидели с Мэри и обсуждали, какие одеть костюмы, как распределить стихи и в каком порядке кого выпускать, и Мэри вдруг сказала:

– У тебя грустный вид, сестра.

И Генриетта под страшным секретом сказала:

– Разговоры о балете напоминают мне такие же разговоры с другим человеком. А еще они напомнили мне, что скоро придется возвращаться во Францию, а затем…

– Ты боишься предстоящего замужества?

– Да, Мэри.

– Мы все проходим через это в свое время. Мы заложницы наших браков, и нам ничего не остается делать, как подчиниться. О, Генриетта! Ты еще счастливее многих. Тебя по крайней мере не выдают замуж за незнакомца.

– Иногда мне кажется, что Филипп – незнакомец.

– Но ты же знаешь его с детства.

– Да, но мне казалось, что я знаю другого Филиппа.

– Это потому, что ты все еще видишь его маленьким, но ведь он теперь мужчина и будет твоим мужем. Я вспоминаю собственное замужество. Я была очень молода, но со временем полюбила своего мужа.

Генриетта обернулась, чтобы взглянуть на сестру.