Принц со шрамом (ЛП)

Поэтому в последнюю секунду я толкаю ее обратно на кровать, выскользнув из нее с хлопком, и тяну за свой член, её влажность заставляет мою руку легко скользить по нему. Застонав, я откидываю голову назад, мои мышцы напрягаются.

— Скажи мне, что ты хочешь этого.

— Я хочу этого.

Теперь в ее тоне нет колебаний.

— Умоляй об этом, — требую я.

Она поднимается со своего места, переворачивается, встает на четвереньки, ее идеальная попка высоко поднята в воздух, и она начинает ползти ко мне, пока не оказывается под моим твердым членом. Она смотрит на меня из-под ресниц, ее руки скользят по внутренней стороне моих бедер.

Мой живот сжимается от удовольствия, спираль все туже закручивается внутри меня. Это невероятное зрелище: она подкрадывается ко мне, как животное, её девственность размазана по моему члену, когда она готовится умолять меня о сперме.

— Тристан, — шепчет она. — Пожалуйста.

Мои мышцы напрягаются, мой член дергается в руке.

— Нарисуй ей на моей коже, чтобы все знали, кому я принадлежу.

И это всё, что требуется для того, чтобы я взорвался, звезды усеивают мое зрение, когда мой член выстреливает сперму ей на лицо, которая стекает по её щекам и попадает на выпуклости ее груди.

Моя грудь вздымается, а в ушах звенит от ослепительного удовольствия.

Я смотрю на нее сверху вниз, мой рот приоткрыт, а по венам струится эйфория.

Она ухмыляется, ее язык высовывается, чтобы слизать сперму с губ, ее пальцы проводят по ключице и втирают меня в её кожу.

— Твоя, — мурлычет она.

Протянув руку вниз, я глажу ее лицо, большим пальцем вдавливая влагу на ее щеке и размазывая ее, а затем подношу его к ее рту.

Она сосёт, ее язык обводит кончик моего пальца, и мой член снова дергается, что-то, чего я никогда не чувствовал раньше, взрывается в моей груди, как фейерверк.

40.Сара Б.

Утром он ушел.

Конечно, он должен был уйти. Тем не менее, мое сердце болит, как будто его бросили.

Я никогда не хранила девственность, потому что от меня этого ждали. Я не придерживаюсь мнения, что это дар, который нужно подарить. Я просто никогда не находила человека, с которым мне было бы интересно это испытать. Это уязвимо. Интимно. И хотя я дурачилась с мальчиками в прошлом, не было никого, кого бы я считала равным себе.

До него.

В дверь резко стучат, и я растягиваюсь под одеялом, мои внутренности скручивает от боли. Прежде чем я успеваю произнести хоть слово, дверь распахивается, и все три мои дамы вальсируют внутрь, как будто уединение — это то, чего я не заслуживаю.

Марисоль направляется прямо к большим окнам в дальней части моей комнаты и распахивает тяжелые шторы, позволяя тусклому свету мрачного саксумского неба влиться в помещение.

— Проснись и пой, — поет Шейна, проходя мимо меня, ее глаза такие же яркие, как ее светлые волосы.

Нахмурившись, я сажусь на кровати, острая боль между ног пронзает меня, как меч, и я задыхаюсь от этого ощущения. Офелия прочищает горло и придвигается ко мне, прижимаясь к краю матраса.

— Миледи, — шепчет она, ее глаза переходят на спину Марисоль, а затем снова на меня. — Вы в порядке?

Я наклоняю голову, полагая, что она имеет в виду все, что произошло за последние двадцать четыре часа. Правда в том, что я не в порядке — липкие пальцы горя так просто не отпускают, — но я не хочу показывать это всем. Проявление эмоций — это слабость, а я не могу позволить себе выглядеть слабой, особенно сейчас.

— Конечно, Офелия, — улыбаюсь я ей.

Она наклоняется ближе, ее брови втягиваются.

— На Ваших простынях кровь.

Ее голос тихий, как будто она пытается не допустить, чтобы остальные услышали. Смущение накатывает на меня, и я опускаю взгляд, понимая, что одеяла сползли, красные пятна усеивают ткань, окруженные крошащимся, затвердевшим воском.

Мои щеки вспыхивают, и я хватаюсь пальцами за одеяло, натягивая его на беспорядок, пока прочищаю горло.

— Спасибо, Офелия.

Она усмехается и наклоняет голову.

— Чем мы сегодня занимаемся? — спрашиваю я, стараясь сохранять спокойствие, несмотря на то, что мое сердце вырывается из груди. Глупо было вот так заснуть.

Марисоль поворачивается ко мне, ее глаза сужаются.

— Ваш дядя и Его Величество желают отобедать с Вами.

Ее слова резкие и жалящие, они хлещут меня по лицу. Я не знаю, от чего это зависит — от тона ее голоса или от мысли, что мне придется разыгрывать из себя короля, когда меня только что лишил невинности его брат, но в любом случае это больно.

Она хлопает в ладоши и идёт в мою сторону. Мои внутренности сжимаются, и я хватаюсь за плед повыше, понимая, что под простынями я голая.

— Вставайте с кровати, миледи, чтобы мы могли Вас одеть и подготовить.

Офелия подходит к Марисоль и соединяет их руки вместе, увлекая ее в умывальную комнату.

— Мы нальем Вам ванну. Я уверена, что после вчерашнего Вам не помешает расслабиться.

От напоминания о вчерашнем у меня щемит в груди, но я улыбаюсь, благодарная за то, что она, кажется, на моей стороне. Как только они исчезают, я медленно выдыхаю, поворачиваюсь и вижу, что Шейна ухмыляется мне с другого конца комнаты, халат в одной руке, другая на бедре.