Принц со шрамом (ЛП)

— Молчи, девочка. У нас нет времени на глупые вопросы.

Его слова ударяют меня по лицу так же уверенно, как если бы это была его рука.

Голова Тристана резко поворачивается, его взгляд сужается.

Кулак Майкла бьет по столу, пряди его обычно зачесанных назад волос спадают на лоб.

— Не смей требовать от меня что-то, Рафаэль. Я — король, а ты — никто.

— При всем уважении, Вы сильны лишь настолько, насколько сильно ваше самое слабое звено, Ваше Величество, а слабых звеньев явно много, если моего сына так легко похитили, — Рафаэль подходит ближе, ткнув пальцем в воздух. — Ваш отец никогда бы этого не допустил.

Тишина. Напряженная, тяжелая тишина.

— Не хочу прерывать это увлекательное шоу, — бурчит Тристан. — Но почему я здесь?"

— Да, — огрызается Майкл, поворачиваясь к Рафаэлю. — Уходи. Прежде чем я достану пистолет и пристрелю тебя там, где ты стоишь.

— Ваше Высочество, я...

— Я сказал, уходи! — его голос отражается от мебели и эхом разносится по стенам так громко, что вибрируют мои барабанные перепонки.

Мои глаза летают туда-сюда между ними, мой живот скручивается в узел.

Раф кланяется в пояс, затем встает и направляется ко мне. Он берет меня за руку, толкая меня вместе с собой, пока тянет нас к двери. Я вздрагиваю от его крепкой хватки, но позволяю ему тащить меня вперед, не желая устраивать сцену перед людьми, против которых мы пытаемся восстать.

Важно выглядеть единым целым перед другими.

Как только мы достигаем двери, давление покидает мою руку, облегчение проходит через мышцы, когда боль исчезает. Я поворачиваюсь, мое сердце замирает, когда я вижу, как Тристан держит руку моего дяди в своей хватке, согнутую под неудобным углом.

— Тристан! — задыхаюсь я, протягивая руку, чтобы разнять их.

— Ты всегда так обращаешься с женщинами? — спрашивает Тристан, игнорируя мои попытки.

Мой дядя скрипит зубами.

— Она моя племянница и моя ответственность, Ваше Высочество.

— Тогда я предлагаю тебе лучше заботиться о своей семье, — он наклоняет голову и смотрит в мои глаза, шепча дяде на ухо. — Не прикасайся к ней больше.

Моя грудь вздымается, желая успокоить ситуацию. Последнее, что мне нужно, это чтобы мой дядя начал подозревать, почему принца это волнует. Но под всем этим есть еще одно чувство, которое расцветает, как весенний цветок, разливая теплое сияние из середины моей груди.

Приятно быть защищённой. Осознавать, что кто-то прикрывает твою спину. Даже если этот кто-то — тот самый человек, который не должен этого делать.

Тристан отпускает его, едва удостоив меня взглядом, и возвращается к своему паникующему брату.

Глаза моего дяди сужаются, когда он отряхивает руку, агрессивно махая в сторону двери.

— Ну...

Я выдыхаю, кивнув, пока прохожу через дверь. Нас встречают по меньшей мере пять королевских гвардейцев, и я вскидываю брови, когда мы проходим мимо них, задаваясь вопросом, почему так много людей охраняют личный кабинет короля.

Тимоти выходит из строя и идет позади нас. Тихий, как мышка.

— Дядя, я знаю, что это трудно, — начинаю я, сохраняя низкий голос. — Но постарайся хранить веру.

Он поджимает губы, и, хотя слова не произносятся, энергия между кажется странной.

Напряжение сохраняется всю дорогу до моих покоев, и когда мы доходим до дверей, я оборачиваюсь, ожидая, что дядя Раф уйдет. Вместо этого он распахивает дверь и врывается внутрь, набрасываясь на меня, как только мы остаемся одни.

— Это мятежники.

Мои брови поднимаются.

— Ты думаешь?

Он насмехается, проходит через фойе в гостиную и рушится на один из двух темно-зеленых диванов.

— Ты видела эмблему? Гиена. Они насмехаются над нами. А теперь они убили моего сына. Мой шанс.

Я наклоняю голову.

— Что ты имеешь в виду, говоря о своем шансе?

Его спина выпрямляется, пальцы постукивают по вершине трости, как они делают каждый раз, когда он в глубокой задумчивости.

— Дядя, — вздыхаю я, заправляя локон за ухо и подходя, чтобы сесть рядом с ним. Я протягиваю ладонь, беря его руку в свою, пытаясь оказать ему поддержку. — Не то чтобы это помогло, но я не думаю, что Ксандер мертв.

— Нет? — спрашивает он, глядя на меня боковым зрением.

— Ну... — я жую губу, обдумывая все, что я увидела этим утром, и все, что я не увидела. — Они оставили записку, так?

— Они прислали его отрубленную руку, Сара.

— Но это была не его голова, — я гримасничаю, понимая, что мои слова звучат неправильно. — Я просто хочу сказать, что если они используют его как приманку? Или чтобы передать сообщение? Для этого он нужен им живым.

При этих словах дядя поворачивается ко мне лицом, его черты напряжены и наполнены явной печалью.

— А если он жив, — продолжаю я, надежда разгорается в моей груди. — Мы можем спасти его.

Его рука крепко сжимает мою, но он качает головой.

— Это слишком опасно.

Я насмехаюсь, мои внутренности переворачиваются от того, что он отвергает меня.

— Все, что мы пытаемся сделать, опасно.

— Никто не ходит в тенистые земли, — огрызается он. — Твой отец пошёл, и посмотри, что с ним случилось.

Его глаза расширяются после того, как он произносит эти слова, но уже слишком поздно. Я уже услышала.