Принц приливов

Когда нам принесли напитки, я демонстративно выловил оливку из бокала и бросил в пепельницу.

— Вы же просили с оливкой, — удивился официант.

— Каждый раз я делаю эту ошибку, — отозвался я.

— Вы не любите нью-йоркских официантов? — поинтересовалась доктор Лоуэнстайн.

— Я бы предпочел нацистских военных преступников, хотя не уверен. Не встречал ни одного из них.

Я поднял бокал и предложил тост:

— За вас, врачевательница душ. Боже мой, доктор, и как только вы день за днем выдерживаете людские страдания?

Она сделала маленький глоток, оставив на стекле след от губной помады.

— Я надеюсь, что могу помочь этим людям.

— Но разве их состояние вас не угнетает? — допытывался я. — Разве через какое-то время вам не становится плохо?

— Их проблемы — это их проблемы. Мне хватает собственных.

Я засмеялся.

— Держу пари, я был бы рад иметь ваши проблемы.

— Смело! Вы явно уверены, что способны разобраться с моими проблемами, но не можете решить свои. Так и я отношусь к своей профессии. Когда в шесть вечера я покидаю офис, все остается там; ни минуты я не думаю о своих пациентах. Я научилась разграничивать профессиональную и личную жизнь.

— Мне это кажется холодным и безжалостным, — сознался я. — Я бы не мог быть психиатром. Днем я бы выслушивал истории, а ночью они сводили бы меня с ума.

— Тогда у вас не было бы шанса помочь. Поймите, Том, нужно держать дистанцию. Когда вы работали в школе, вам наверняка встречались дети с эмоциональными проблемами.

— Конечно, доктор, встречались.

Я глотнул мартини, поморщившись от соленого привкуса, оставленного этой противной терпкой оливкой, и продолжил:

— И черта с два у меня получалось держать дистанцию. Одно дело, когда плохо взрослому. Но когда беда с ребенком — это невыносимо. Расскажу вам об одной девочке. Я второй год преподавал у них английский. Девчонка — совсем замухрышка, но с потрясающим характером. Смешная. Училась отвратительно. Лицо — все в подростковых угрях. Но мальчишкам она нравилась. У нее было свое очарование и неиссякаемая энергия. И вот однажды она пришла в школу — все лицо в ссадинах и кровоподтеках. Левый глаз совсем заплыл, губа распухла. Естественно, ребята начали к ней приставать: что случилось? Она молчала и только отшучивалась. Я оставил ее после уроков и задал ей тот же вопрос. Звали эту девчонку Сью Эллен. Едва класс опустел, она заплакала. Оказалось, накануне отец избил и ее, и мать. Обычно он бил их по закрытым частям тела, и никто не видел следов. Но в тот вечер он добрался до лиц жены и дочери. Так вот, док, я вполне профессионально слушал, а эта мужественная девочка описывала, как папочка лупил ее по лицу. Но я не из тех, кто держит профессиональную дистанцию.

— И что же вы сделали? — осведомилась доктор.

— Не знаю, было ли это в чьих-либо интересах, но кое-что сделал.

— Надеюсь, ничего безрассудного?

— Вам это покажется безрассудством, — заметил я. — Весь тот день у меня перед глазами стояло избитое лицо Сью Эллен. Вечером после тренировок я поехал на Пальмовый остров и отыскал невзрачный домишко, в котором жила эта девочка. Постучал в дверь. Открыл ее отец. Я сказал, что хочу поговорить с ним насчет дочери. Он велел мне проваливать в зад. И вдруг я услышал плач девочки. Я оттолкнул ее отца и вошел в дом. Сью лежала на диване с окровавленным носом. Мое появление ее озадачило. Попытавшись улыбнуться, Сью спросила: «Тренер Винго, что привело вас в наше захолустье?»

— Вам следовало действовать через соответствующие инстанции, — перебила меня доктор Лоуэнстайн. — Нужно было обратиться к тем, кто уполномочен заниматься подобными делами.

— Конечно вы правы, доктор. И в этом одна из причин, почему вы богаты и пользуетесь уважением, а я хожу на работу в футболке, и то если есть куда ходить.

— Что же было потом?

— Ее папочка летал у меня по всему дому. Я колошматил его о стены, бил головой об пол. Потом я услышал шум, странный, словно из сна. Это Сью Эллен во всю мощь своих легких подбадривала меня, а ее мать кричала, требуя прекратить избиение. Когда этот подонок очнулся, я пригрозил, что если он еще хоть раз тронет Сью Эллен, я вернусь и убью его.

— Том, я впервые слышу такую жестокую историю, — поморщившись, призналась доктор Лоуэнстайн.

— Как видите, я взял ее с собой, не смог оставить в классной комнате.

Я опустил голову и разглядывал свой мартини.

— И все же я считаю, что той девочке можно было оказать более эффективную помощь. Вы всегда так эмоциональны?

— Сью Эллен мертва, доктор, — сообщил я, посмотрев в ее темно-карие глаза.

— Как?

— Как многие девочки, выбирающие мужей, похожих на отцов. Кажется, причина в том, что они начинают связывать любовь с болью. Ищут мужчин, распускающих руки, по принципу «бьет — значит, любит». Сью Эллен нашла такое ничтожество. Во время ссоры он убил ее выстрелом из ружья.

— Ужасно, — прошептала доктор Лоуэнстайн. — Теперь-то вы осознаете, что ваши тогдашние действия не принесли ничего хорошего? Чужая жестокость не оправдывает вашу собственную. До чего же горька жизнь тех людей и сколько в ней безнадежности!