Принц приливов

В свободное от работы время отец с катастрофической решимостью хватался за осуществление какой-нибудь блестящей идеи, он становился одержим ею. Некоторые из его задумок были вполне работоспособными. Это признавали почти все. Отец сконструировал и построил вполне действующие приспособления для отрезания голов у креветок, для чистки крабов и потрошения рыбы. Отцовское изобретательство не было ни полностью провальным, ни впечатляюще успешным. Оно выливалось в забавные вещи, которые отец мастерил в сарае, специально выстроенном за домом.

И все же самые фантастические и немыслимые планы рождались у отца на реке, когда в сумраке он вел свое судно по мелким каналам. Он сидел за штурвалом, слушал мерный стук дизельного мотора и держал курс на основное русло. Предрассветная мгла скрывала окрестные болота, хотя их обширное присутствие все равно ощущалось. В этой штурвальной рубке отец произносил длинные монологи. Слова исходили из него бесконечным свободным потоком. Он любил утреннюю тишину. Его монологи не нарушал даже птичий щебет (птицы пробуждались позже, когда над Атлантикой медленно вставал диск солнца). Ловцы креветок редко брали с собой детей. Отец делал это всякий раз, когда ему удавалось вырвать нас из-под материнской опеки. Думаю, не затем, чтобы на время притушить одиночество, столь знакомое людям его профессии. Просто мы служили аудиторией для его выступлений.

Летом отец будил нас затемно; в небе еще мерцали звезды. Мы бесшумно одевались и выбирались из дому, оставляя следы на росистой траве. Мы усаживались в отцовский грузовичок, отец выворачивал на проселок и держал путь к другому концу острова, где находился деревянный мост. До причала, где стояла отцовская лодка, было пять миль. Отец включал радио, и мы слушали утренний выпуск новостей. Диктор читал прогноз погоды и сообщал множество данных, полезных для владельцев лодок и катеров, которые в этот час бороздили воды от мыса Гаттерас до Сент-Огастина: скорость ветра, его направление и другие точные цифры. Мы ехали, и я чувствовал, какая это благодать — ранний подъем, сколько силы он вливает в тело. Легкие наполнял влажный воздух болот. К тому времени, когда отцовский грузовичок останавливался у причала, Лестер Уайтхед — гарпунер, с которым отец проработал пятнадцать лет, — успевал наполнить трюм пятью сотнями фунтов льда. С лебедок темными ризами свисали сети. От стоянки к причалу вели мостки. Идя по ним, мы попеременно вдыхали запах дизельного топлива, кофе, готовящегося в крошечных кубриках, и, конечно же, различных даров моря. В скудном свете ламп серебрился корпус гигантских весов. Вечером, когда мы возвращались с уловом, возле весов нас уже ждали чернокожие женщины. Они отличались изумительным проворством. Когда они обезглавливали креветок, глазу было не уследить за их движениями. Резкий рыбный аромат создавал у меня ощущение, что я нахожусь под водой и порами кожи вбираю соленый прилив. Дети ловца креветок, мы были одной из форм морской жизни, обитавшей в прибрежных низинах.