Принц прессы (ЛП)

— Дерьмо? Что Маркус имел «полный кортеж журналисток», да? Это дерьмо на самом деле так? Тогда, как черт возьми, такой парень может сохнуть по какой-то маленькой секретарше своего брата, которая стала занозой у него в заднице?

Маркус с силой вздохнул, он даже не мог вспомнить, когда так вздыхал.

— Если бы я знал ответ на этот вопрос…, как можно все исправить, — быстро произнес он в ответ. — У меня такое чувство, словно я подхватил какой-то вирус или что-то типа того. Я не могу заснуть и просто впихиваю в себя еду. Все, на что я способен, только думать о ней и возможностях, как заставить ее хотеть меня. И хотя это звучит чертовски патетически, но если мой брат узнает об этом, он «А» надерет мне задницу, и «Б» осмеет на весь город.

Алекс покачал головой, посмеиваясь.

— Чувак, ты влюблен. Я имею в виду, ты раньше никогда не был влюблен по-настоящему? Я исключаю щенячью преданность-любовь в школе или что-то типа этого.

Желудок Маркуса дернулся, опускаясь вниз, от одного упоминания этого слова. Ему не понравилось такое представление. Он знал, что хотел больше, чем на одну ночь, а именно так у него и было все десять лет, но это совсем не означало, что он был готов выставить на продажу свою влюбленность. Господи. Это уже попахивает настоящим дерьмом. Он был без ума от девушки, с которой хотел встречаться. Но влюблен… он никогда не был.

— Я не схожу по ней с ума, ты, идиот. Она просто настолько отличается от всех других женщин, с которыми я встречался. Она.. не знаю, как выразиться… более реальна что ли. Я просто хочу встречаться с ней и получать удовольствие от этих встреч, а не только заниматься сексом. Хотя она очень сексуальна. Умная и милая, знаешь ли? Вот и все.

Алекс фыркнул.

— Как скажешь, чувак. Я рад, что это ты попал в эту ситуацию, а не я. Я был когда-то влюблен. Это огромная боль-в-заднице, я никогда такой не испытывал. Что бы я не делал, она все равно не была рада. Она вывернула всю мою жизнь наизнанку, а потом бросила меня ради Бреннера Колтрайна.

Маркус съел последнюю чипсу и развернулся, чтобы взглянуть на Алекса.

— Не может быть! Жена Бреннера Колтрейна твоя бывшая?

Алекс кивнул.

— Иногда мне кажется, что она закрутила со мной, только чтобы смогла познакомиться с ним или еще с какой-нибудь спортивной звездой. Черт бы побрал News Nancy, — сказал он, имея в виду поклонниц, которые следили за колонками в журналах, восхваляющих селебрити, известных спортсменов на WNN.

Маркус еще несколько секунд внимательно разглядывал Алекса, пытаясь представить женщину, которая бы заинтересовалась слегка небрежным, бородатым, тощем Алексом, по будням ведущем передачи на WNN, с каскадом волос и тремя костюмами за тысячу долларов. Наконец он покачал головой и поднялся.

— Ну, к счастью, как я уже сказал, я не влюблен. Мне хотелось бы встречаться с ней, но на этом все.

— Если это все, почему бы тебе не найти кого-нибудь еще для встреч? Того, кому ты нравишься, и кто не будет работать на Дерека Эмброуза. Он самый известный сукин сын.

Маркус рассмеялся.

— Да, думаю, ты прав. Он лучше предпочтет подать запрос в Верховный Суд, который вынесет приговор по поводу однополых браков и это будет джек-пот, нежели пойдет на уступки.

— Только после тебя, — сказал Алекс, когда они выходили за дверь.

Пока они оба шли по коридору в студию, Маркус не мог отделаться от ощущения, что ему совсем не хотелось встречаться с кем-то еще. Он хотел видеться только с Рене. И еще было кое-что в словах Алекса. А именно — его жизнь действительно перевернулась с ног на голову.

Рене вытащила термометр изо рта у матери и посмотрела на него.

— Отлично! — произнесла она, улыбаясь Элис.

— Я же сказала, — ответила мама. — Доктор сказал понаблюдать первые семь дней, а сегодня — десятый. После лечения — девятый. Тебе уже пора остановиться.

— Мам, — воскликнула Рене, забирая поднос с завтраком с тумбочки, — это же не больно померить температуру еще пару дней. Нет никакой волшебной формулы, чтобы ты быстрее оправилась от химиотерапии, ты будешь еще слабой. Но не словить какую-нибудь инфекцию — это очень важно на данный момент. Ты сильная, и ты сможешь справиться со всем.

Элис вздохнула, затем слегка улыбнулась Рене.

— Я знаю, дорогая, знаю, ты делаешь все возможное, чтобы я выздоровела. Я очень ценю это и очень тебя люблю. Но мне хочется, чтобы ты нашла что-то для себя.

Рене смотрела на истощенное тело матери, ее изуродованную грудь после операции, закрытую футболкой, и маленький пушок волос, просвечивающий на коже головы.

— Ты же знаешь, мне не нужно что-то для себя. Если бы я смогла заплатить за сиделку, которая могла бы быть с тобой двадцать четыре часа семь дней в неделю, я все равно бы не смогла, оставить тебя на нее. Ты потратили на меня двадцать лет. Теперь пришла моя очередь. Мне нравится…, — она замолчала и подмигнула Элис. — Это же не будет длиться вечно.

Ее мать рассмеялась, и Рене спокойно покинула комнату, испытывая маленькую надежду, которую она не чувствовала уже долгое время.