Принц полуночи

— Мой папа, — продолжала она, сдерживая слезы, — мой папа сказал: «Ну вот, видите, теперь все в порядке», и он вышел из дому, а когда он отошел подальше и уже не мог вернуться обратно… они забросали его камнями прямо на улице. — Она задыхалась, резко хватая воздух, по-прежнему спрятав лицо в колени. — Из домов, из-за дверей, с повозок. И все они молчали — слышно только было, как он кричал, чтобы они остановились. Просто, чтобы они остановились. — Какой-то нечленораздельный звук вырвался у нее. — Моя мать пошла туда. Она велела нам остаться дома, но я тоже пошла с ней. Он был уже без сознания — может, уже мертв… Они кидали в нас не камни — отбросы и всякую ужасную гадость… — Она подняла лицо и невидящими глазами смотрела в пространство. — О, папа… папа…

Она не плакала. Она дрожала всем телом. С.Т. чуть шевельнулся, подвинул руку, и она тут же рывком вскочила на ноги.

— Не трогайте меня! — вскричала она. — Не трогайте меня! — она резко повернулась и, подбежав к ослику, стала лихорадочно расстегивать и застегивать вновь пряжки крепления груза.

С.Т. не пошевелился. Немо подошел издали и сел, всем своим лохматым тяжелым туловищем привалившись к спине хозяина. Потом Немо понюхал его ухо и лизнул его.

— После этого никто не хотел ничего делать, — сказала Ли, глядя на вьючные мешки. — Чилтон проповедовал прямо на улицах о возмездии за грех. Моей матери не удалось даже собрать присяжных для рассмотрения убийства моего отца — эти джентльмены отказывались вынести обвинение. Они сказали, что преступление совершено толпой, что нельзя выявить конкретного виновника и что она переходит границы дозволенного, требуя большего, словно она сама была судьей. Они сказали… — Подбородок ее затрясся. — Они сказали, что может, мистер Чилтон в чем-то и прав, и женщинам нашего графства пора знать свое место. — С возгласом гнева и отчаяния Ли вновь и вновь бесцельно дергала за ремни, удерживающие поклажу. — Мама написала верховному судье, но так и не получила ответа. Я сомневаюсь, что письмо когда-либо покинуло Хексхэм. И вот тогда Эмили — наказали. Но, конечно, доказательств не было, ничем нельзя было подтвердить, что именно Чилтон стоял за этим нападением. О да, он знал, как запугать людей. Он знал, как помешать им говорить. Мама подумала, что нужно только раскрыть им глаза — и она пошла ко всем членам суда, пытаясь убедить их действовать против Чилтона. Тут нашли Анну — и люди стали смотреть на нас так, словно мы больны чумой. Слуги ушли от нас. Собрался суд и сказал, что это тоже самоубийство. А вскоре мы узнали, что имя Чилтона включено в список для назначения судьей из числа священнослужителей, вместо моего отца.

Она повернула лицо навстречу ветру. С.Т. взирал на ее чистый профиль.

— И это было уже слишком, — тихо сказала она. — Даже у мамы не было столько сил, чтобы все это вынести. Она велела мне собрать вещи и приготовиться ехать к нашим родственникам в Лондон. Она закрыла дом. Она сама впрягла в карету лошадей — у нас даже кучера не было! Я сидела внутри, а она правила. — Ли смотрела на небо, на окружавшие их горы, и ветер относил ее голос прочь. — Она просто была не в себе. Я думаю, и я тоже, иначе я бы ее остановила. Я не думаю, что мама когда-либо правила лошадьми. Они понесли, едва мы доехали до моста. — Она пожала плечами и добавила: — Моя мать упала и разбилась.

Он обнял Немо и гладил густую волчью шерсть.

— Поэтому, Сеньор, — сказала она с горечью, — если вы вернетесь в Англию, где за вас обещана награда, и выступите против Чилтона, против вас ополчатся все — от государства до прихожан. Многие попытаются вас уничтожить.

С.Т. встал, опираясь на Немо, — рука его тонула в густой гриве. Какое-то мрачное ликование начало разворачиваться в нем, возможность азартной игры, все еще далекой и смутно различимой, чтобы сделать ставку. Легкий проблеск опасности разгорался пламенем, мысль и чувства обострялись, он снова начинал жить.

Он хотел этого — да, он снова хотел этого. Ему казалось, что он проспал все эти три долгих года.

— Я еду, — сказал он. — Я все постараюсь сделать для вас.

Она взглянула на него, застигнутая врасплох, словно он поразил ее, а затем лицо ее снова сделалось безразличным, а рот — привычно спокойным и ироничным.

— Они вас живьем съедят, месье.

— Они не смогут даже приблизиться.

Она улыбнулась ему — эта улыбка, сдержанная, холодная, выводила его из себя, отвергая все, что он ей предлагал.

— Будьте вы прокляты, — сказал он вполголоса. Он слишком резко шагнул вперед, споткнулся о Немо, потерял равновесие и рухнул на колени, чувствуя, как мир снова померк и закружился вокруг него.

Она бесстрастно смотрела на него:

— Я вас предупреждала.

Немо не шевелился, так его научили. С.Т. крепче сжал темный мех. Он чувствовал, как распадается на части, как гордость, стыд, ярость и желание разрывают его.

Волк лизнул его руку и прижался к ноге. С.Т. сделал глубокий вдох и заставил себя подняться.

— Я еду, упрямо сказал он. — Я вам нужен. Я влюблен в вас.