Голова Оливии покоится на моей руке всю обратную дорогу. Наши ноги прижаты друг к другу, а руки сплелись на моем бедре. Я поворачиваюсь, чтобы вдохнуть уже привычный аромат жасмина, которым пахнут ее волосы.
На кабельном есть шоу «
– Ты пахнешь фантастически.
Она поднимает голову и смотрит на меня светлыми озорными глазами. Прижавшись лицом к моей груди, делает настолько глубокий вдох, что практически втягивает носом мою рубашку.
– Мне тоже нравится, как ты пахнешь, Николас.
Машина подъезжает к обочине и тормозит.
Я хочу спросить, смогу ли я понюхать ее завтра, но мне мешает голос Логана из динамика:
– Оставайтесь в машине, Ваше Высочество. Около двери мисс Хэммонд бродяга. Томми и я позаботимся об этом.
Оливия резко отстраняется от меня, моментально напрягшись. Она выглядывает в окно, нервно сжимая подлокотник.
– Ой, нет…
И прежде чем я успеваю разобрать ее слова, она открывает дверь и бросается наружу.
9
Оливия
Отцы для маленьких девочек – герои. Ну или хотя бы самые лучшие мужчины на свете. Высокие, красивые и сильные, терпеливые и с глубоким бархатным голосом, который выдает мудрые истины.
У меня хороший отец.
Он охотился за монстрами под моей кроватью, угощал печеньем перед обедом, подбадривал, защищал, показывал, каким должен быть настоящий мужчина. У него большие, сильные и мозолистые руки – руки рабочего, – но с нами всегда ласковые. А маму он держал за руку так, словно она была драгоценным произведением искусства. Боже, как же он ее любил! Это было видно в каждом его движении, в каждом его слове. Его глаза светились любовью, мама была для него воздухом.
Я на него похожа: у меня такие же черные волосы, форма глаз и высокий рост. Я гордилась этим, потому что, как и большинство маленьких девочек, считала папу непобедимым. Стеной, которую невозможно снести.
Но я ошибалась.
Один ужасный день… один ужасный момент на платформе метро… и вся эта сила рассыпалась. Стена растаяла, как свеча, превратившись в груду неузнаваемого воска.
– Папочка? – Я опускаюсь на колени.
Слышу, как сзади подходит Николас и останавливается рядом.
Представляю, как для него выглядит эта ситуация.
Но у меня нет на это времени.
– Папа, что случилось?
Отец с трудом фокусируется на мне, овевая мое лицо запахом виски.
– Ливи… Привет, милая. Я не могу открыть… что-то не так с замком… ключ не подходит.
Он пытался воспользоваться служебной дверью, чтобы попасть в квартиру. Он мог бы пройти через кафе, но ему неизвестно о сломанном замке, который я до сих пор не починила.
Ключ выскальзывает из его рук.
– Черт.
Я поднимаю ключ с холодного тротуара.
– Все хорошо, пап. Я помогу тебе.
Вздохнув, выпрямляю спину и встаю, повернувшись к Николасу лицом.
– Тебе пора. Я справлюсь сама, – говорю монотонно.
Он опускает взгляд на моего отца, который лежит на земле, а потом возвращает внимание на меня.
– Пора? Я не могу просто оставить тебя…
– Все в порядке, – выпаливаю я, скрипя зубами, пока смущение расползается вверх по шее.
– Он в три раза больше тебя. Как ты планируешь его поднять?
– Мне не впервой.
За наносекунду он переходит от жалости к раздражению.
– Ну, сейчас ты этого делать не будешь, – он использует голос, который заставил Боско послушаться, тот, который не предполагает компромиссов.
Меня бесит то, что он пытается сделать. Николас ведет себя благородно и хочет помочь. Пытается быть героем. Принцам это положено? Вот только из-за этого я чувствую себя еще хуже.
Уже давно я сама себя спасаю, так что прекрасно знаю, как справиться со всем самостоятельно.
– Тебя это не касается.
– Если ты упадешь с этих ступенек, то сломаешь шею, черт возьми, – твердо парирует Николас, наклонившись ко мне. – Я не собираюсь рисковать только потому, что в тебе гордости больше, чем здравого смысла. Я помогу тебе, Оливия. Смирись.
И он проходит мимо меня, чтобы склонится над моим отцом.
– Мистер Хэммонд? – мягко спрашивает Николас.
– Кто ты? – невнятно бормочет отец.
– Николас. Меня зовут Николас. Я друг Оливии. Похоже, у вас возникли небольшие затруднения. Я вам помогу. Хорошо?
– Да… Чертовы ключи не работают.
Николас кивает и жестом просит Логана подойти. Вместе они поднимают моего отца, придерживая его с обеих сторон.
– Оливия, открой дверь, – говорит Николас.
Мы проходим через кофейню, потому что здесь больше места. Пока я наблюдаю, как они несут папу через кухню и вверх по лестнице (его голова висит, как у новорожденного, а ноги не двигаются), я понимаю, как благодарна за помощь. Лучшее, что я смогла бы сделать, – это затащить отца внутрь, натаскать подушек и одеял в его комнату, чтобы провести всю ночь на полу рядом с ним.
Но, даже зная это, нельзя остановить унижение, которое разгорается внутри меня.