Многие присоединялись к нам за долгие годы. Наши смертные последователи процветали, привлекали новобранцев со всего света. Как ты знаешь, мы основали немало библиотек, обителей и прочих мест, где смертные школяры давали клятвы изучать, постигать и никогда не предавать осуждению всевозможные таинственные явления, незримые, но осязаемые. Мы провозгласили главнейшие наши принципы. Очень скоро орден обзавелся собственной конституцией, правилами, законами и традициями. А также – несметными богатствами. Мы создали миф об «анонимных Старейшинах», которые каждое поколение избираются из рядовых членов ордена, известны лишь тем, кто их избирал и правят из тайного штаба. Однако на самом деле никаких старейшин-людей никогда не существовало. Вплоть до самых недавних времен, когда мы и в самом деле избрали руководителей – и передали им управление орденом. Однако сами мы всегда держались – и держимся до сих пор – в стороне от смертных адептов, не раскрывая им, кто мы такие на самом деле.
– В каком-то смысле я всегда это знал, – заметил Мариус. Он никак не мог удержаться от новых вопросов. – Но кто такой Гремт, этот дух, о котором ты рассказываешь? Откуда он взялся?
– Гремт присутствовал при том, как Амель вошел в Царицу, – сказал Тесхамен. – Присутствовал при том, как близнецы, Мекаре и Маарет, вопрошали духов о том, что сталось с Амелем. Именно он и дал ответ: «Амель получил то, чего всегда добивался. Амель обрел плоть. Но Амеля больше нет». Он из того же разряда, что и создание, одушевляющее тебя, и тебя, Дэниел, и меня. Если у духов бывают братья и сестры, то он – брат Амеля. Родственник Амеля. В том королевстве, что мы не в состоянии узреть и почти не в состоянии услышать, они с Амелем были равными.
– Но отчего же явился к тебе, чтобы основать эту вашу организацию, Таламаску? – удивился Дэниел. – Чем привлекал его физический мир?
– Кто скажет? – пожал плечами Тесхамен. – Почему одних людей неудержимо влечет музыка, других живопись, третьих – красоты лесов и полей? Отчего мы плачем при виде прекрасного? Отчего слабеем? Почему оно разбивает наши сердца? Он обратился к физическому миру по ровно той же причине, по которой Амель витал над умирающей египетской царицей, стремясь напиться ее крови, войти в нее, слиться с ее телом, узнать, что она видела, слышала и чувствовала. – Он вздохнул. – Гремт явился потому, что явился Амель. Явился – потому, что не мог остаться в стороне.
Наступило долгое молчание.
– Вы знаете, что такое Таламаска сегодня. Тысячи ревностных исследователей сверхъестественного. Но никто из них не знает и не должен узнать, как зародился орден. Теперь уже старейшины ордена – сами смертные, весь орден принадлежит им. Он силен, обладает давними традициями, священными фондами – ему более не нужны те, кто его основал. Но мы, основатели, по-прежнему в любой момент можем извлечь из его бесконечных исследований все, что нам будет потребно – из его кладезей мудрости, его огромных архивов, из любых работ и отчетов, как самых древних, так и новейших. Нам больше нет причин контролировать орден, он стал цельным и завершенным сам по себе.
– Выходит, вы с самого начала собирались наблюдать за нами, наблюдать за Амелем, – заметил Дэниел.
Тесхамен кивнул, но потом пожал плечами и изящно развел руками.
– И да, и нет. Амель стал тем факелом, что вел нашу процессию через века. Но многое было постигнуто и помимо него, и еще очень многое лишь предстоит постичь, а потому великий орден Таламаски продолжит свои изыскания – и мы вместе с ним.
Он перевел взгляд с Дэниела на Мариуса.
– Гремт надеется лучше познать собственную природу. Да и Хескет и все остальные призраки тоже стремятся более отчетливо понять, что они такое. Но в отношении Амеля мы ныне пришли к моменту, которого боялись уже давно – моменту, который неминуемо должен был настать.
– Это как? – спросил Дэниел.
– Настал тот миг, которого мы давно страшились: тот миг, когда Амель, дух вампирской Крови, снова обретает сознание и стремится сам управлять своей судьбой.
– Голос! – прошептал Мариус. Голос. Голос, звучавший у него в голове, принадлежал Амелю. Голос, побуждавший его убивать, принадлежал Амелю. Голос, призывавший вампиров уничтожать друг друга, и был Амелем.
– Да, – подтвердил Тесхамен. – После всех этих долгих тысячелетий он вновь сознает себя, стремится вернуть себе способность чувствовать и видеть, как чувствовал и видел он в первые секунды после того, как вошел в тело и кровь Царицы.
Дэниел был потрясен до мозга костей. Встав со скамьи, он подошел к Мариусу и сел рядом, но не глядел ни на него, ни на Тесхамена. Взор его был устремлен куда-то внутрь.