— Я тебя насквозь вижу, — произнес Боуррик. — Меня воспитал человек, до которого тебе как блохам в твоей рубашке до тебя. Понял? — Сули кивнул, не желая ничего говорить. — Если ты решишь сбежать от меня или меня предать — на аукцион я отправлюсь вместе с тобой. Тебе ясно?
Мальчик кивнул, и Боуррик понял, что теперь он не пытается отделаться от принца, так как действительно поверил, что принц может выдать его страже. Боуррик отпустил Сули, и тот повалился на землю. На этот раз он не пытался убежать, а просто сел на твердо утоптанную землю; его лицо выражало безнадежный ужас.
— Отец Милосердия, молю тебя, прости мне мою глупость. Зачем, о зачем ты отдал меня в руки этого безумного господина?
Боуррик опустился на одно колено.
— Ты можешь принести мне проволочку?
— Могу. — Сули поднялся на ноги и поманил Боуррика за собой.
Боуррик подошел за ним к стене. Мальчик повернулся к изгороди спиной, чтобы стражники, если вдруг посмотрят в эту сторону, не смогли бы увидеть его лицо. Указав на доски, маленький попрошайка сказал:
— Некоторые покоробились. Посмотри внимательно.
Боуррик тоже повернулся спиной к стене, но краем глаза продолжал изучать доски. Одна из них выгнулась наружу, немного вытолкнув держащий ее гвоздь. Принц прислонился к этой доске и ощутил, как шляпка гвоздя колет его в плечо.
Боуррик неожиданно повернулся и толкнул мальчика на доску. Как только Сули навалился на стену, Боуррик зацепил шляпку гвоздя краем своих наручников.
— Ну, молись, чтобы он не согнулся, — прошептал принц. Он дернул, и гвоздь выскочил.
Нагнувшись, чтобы поднять свою драгоценную находку, Боуррик быстро огляделся — но никто и внимания не обратил на его странные действия.
Юноша легко открыл замок сначала на одном, потом на другом наручнике. Затем, растерев затекшие запястья, снова надел их.
— Что ты делаешь? — прошептал попрошайка.
— Если стражники увидят меня без наручников, они сразу явятся сюда, чтобы узнать, что случилось. Я просто хотел посмотреть, трудно ли будет их снять. Оказывается, не очень.
— Где мог такому научиться сын благородных родителей? — спросил Сули.
— У одного из моих наставников, — улыбнулся Боуррик, — детство было весьма… пестрым. Он не всегда учил меня тому, чему полагается учить… — он чуть не сказал «принцев», но вовремя опомнился:
— Детей дворян.
— А! — сказал мальчик. — Так ты благородного происхождения! Я так и подумал, когда услышал, как ты говоришь.
— А как я говорю? — спросил Боуррик.
— Ты говоришь, как самые образованные и благородные господа. Да и акцент у тебя, как у самых благородных, даже как у королевской семьи.
Боуррик задумался.
— Надо будет этим заняться. Если нам придется долго скрываться в городе, я должен притворяться простолюдином.
Мальчик выпрямился.
— Я могу тебя научить, — посмотрев на наручники, он спросил:
— А зачем тебя заковали, сын благородных родителей?
— Они думают, что я — волшебник.
— Тогда почему тебя не убили? — спросил мальчик, глядя на него широко раскрытыми глазами. — С чародеями управляться очень трудно. Даже самые плохие могут насылать чирьи и бородавки на тех, кто их рассердит.
— Я почти убедил их в том, что я — бедный учитель, — улыбнулся Боуррик.
— Тогда почему же они не сняли наручники?
— Потому что я почти убедил их.
— Куда мы пойдем, хозяин? — спросил мальчик.
— В порт, я хочу стащить там какую-нибудь лодочку и отправиться на ней в Королевство.
— Это отличный план, — кивнул, соглашаясь, мальчик. — Я, молодой господин, стану твоим слугой, а твой отец щедро вознаградит меня за то, что я помог тебе бежать из этого прибежища убийц с темными душами.
— Теперь и ты заговорил высоким стилем, а? — рассмеялся Боуррик.
Мальчик просиял.
— Человек, занимающийся попрошайничеством, должен уметь выбирать слова — только так он заработает себе на жизнь. Если просто просить подаяния — ничего, кроме тумаков, не получишь. Но угрожай им замысловатыми проклятьями, и они одарят тебя. Если я скажу: «Чтобы твоя красавица-жена стала уродиной», какой купец остановится, проходя мимо меня? Но стоит сказать: «Пусть твоя любовница станет похожа на твою жену! И дочери тоже!» — тогда он насыплет мне меди, чтобы только избавиться от проклятия, иначе его дочери вырастут похожим на свою мать, и он не сможет найти для них женихов, и любовница станет похожа на жену, и он потеряет радость в жизни.
Боуррик усмехнулся.
— Неужели ты можешь насылать такие проклятия, что люди тебя боятся?
— Кто знает? — рассмеялся мальчик. — Но кто откажется бросить несколько медяков, чтобы проклятье не исполнилось?
Боуррик сел.
— Я буду делить с тобой обед — так они называют хлеб и похлебку. Но до того, как начнут пересчитывать рабов для аукциона, я должен бежать отсюда.
— Они поднимут тревогу и станут тебя искать.
— Именно этого я и хочу, — улыбнулся Боуррик.
Боуррик съел половину обеда и отдал тарелку мальчику. Сули в один момент проглотил все и вылизал оловянную тарелку, чтобы подобрать оставшиеся крошки.