Движение на улице было интенсивным. Основную массу транспортных средств составляли велосипеды. Редко можно было увидеть такси, сворачивающее на другую такую же идеально ровную улочку с теряющимся в сумраке концом. По тротуарам передвигалась людская масса. Некоторые люди почему-то шли прямо по дороге параллельно движению машин и велосипедов. Опасности в этом не было никакой, потому что скорость движения была низкой, но меня это всё равно удивило. Временами я даже забывал, что нахожусь под землёй. В Китае, по-моему, вообще все улицы такие.
Мы свернули на Театральный бульвар, на котором располагались около десятка театров. Бульвар не был многолюдным. В полдень, наверное, трудно ожидать другого. Но, тем не менее, мы идём в театр. Да ещё на постановку самого Воблинга. Что, не знаете такого имени? Не мудрено, я тоже.
Лира мне сообщила, что Адам Воблинг – театральная звезда планетарного масштаба. Режиссёр, драматург, продюсер. Всё в одном лице. Его знают все, кроме нас с вами. Спектакль, на который мы идём, называется 'Сотворение мира в 12 часов'. Стоило мне мельком взглянуть на афишу, как внутри меня заскреблось нехорошее предчувствие. Есть подозрение, что спектакль мне не понравится. Пока мне сложно объяснить почему, но предчувствие на то и предчувствие, его задача сигнализировать, а не объяснять.
У Лиры была небольшая квартирка. Никаких аналогий с моими апартаментами в отеле не просматривалось. Но мне понравилось. Всё аккуратно, чисто. Никакой лишней мебели. Три комнаты – гостиная, две спальни. И главное, у неё очень уютно. Обои нежного цвета, ненавязчивые шторки. За окном трепещется ветка сирени. Как позже выяснилось не более чем голографическая движущаяся картинка, но атмосферу создаёт.
Мягкий свет, милые подушечки с вышивкой на диване. Хозяйка, что тут скажешь. Не успел я войти, она сразу стала собираться, оставив меня наедине с собой.
– Я мигом, – крикнула она, скрываясь в спальне.
Через несколько минут она появилась. Вечернее платье с брошью выглядело несколько старомодно, но я комментировать не стал.
– Я готова, – сообщила она.
– Пойдём, – просто сказал я.
– Через пятнадцать минут начало.
– Успеваем, идти два шага.
– Надо придти заранее.
– Понимаю, – равнодушно ответил я. Чем больше я думал о спектакле, тем меньше мне хотелось созерцать сотворение мира в такое раннее время.
– Может быть, ты ускоришься?
– Лира, нам только перейти улицу.
– Ну и что. Я ведь прошу тебя поторопиться.
– Я что-то не в настроении.
– Не куксись, тебе понравится. Воблинг всем нравится. По крайней мере, равнодушным не оставляет.
– Будем надеяться.
– И тебе будет что обсудить в светском обществе, – назидательным тоном сказала она.
– Ага, – я подавил зевоту.
Глава 6.
Я никогда не видел Адама Воблинга. И если мне выпадет такая честь, я, даже наверное, не решусь подойти. Ей-богу не решусь. Жалко его. И театр его тоже. Но обо всём по порядку.
Кстати, сразу совет. Идёте в театр – хорошенько поразмыслите над названием спектакля, а уж потом решайте, идти вам или нет. Если вы цените время и собственные нервы, то знайте, что на авангард вам ходить не надо. И если спектакль, на который потащила вас ваша половина, называется 'Влюблённый ассенизатор', 'Язык смерти' или, на худой конец, 'Летающие асфальтоукладчики', потерпите, расслабьтесь на 10 минут и воздержитесь.
Не стоит рушить свою хрупкую психику высоким искусством. Лучше признать свою ограниченность и спокойно радоваться жизни дальше. А не мучиться от бессонницы так, как это было однажды со мной, после просмотра одного шедевра, в котором два гермафродита мучили собачку.
К Адаму Воблингу, великому кудеснику высоких материй, тянулась жидкая вереница ценителей настоящей режиссуры. Друзья, знакомые, тусняк, в общем. Неважно, что этот храм Мельпомены мало чем отличался от гадюшников, в котором собираются панки.
Конечно, здесь было относительно чисто и из дальнего угла не раздавались надрывные звуки расставания с содержимым желудка, но ощущения того, что я нахожусь в подобном месте, не покидали меня. Атмосфера была та же.
Затаив дыхание, я прошёл в зал и занял своё место. Погас свет, поднялся занавес. И началось. После пяти минут первого акта, я с горечью отметил, что предсказания интуиции сбылись. По сцене носились голые мужики, разговаривающие друг с другом на птичьем языке. Я прикрыл глаза рукой и высказал про себя всё, что думал в адрес театральной элиты. Но мучения-то от этого не прекратились. Так продолжалось целых сорок минут. Я, как мог, сдерживался.
Первая половина прошла на одном дыхании. Под бурные аплодисменты задёрнули занавес. Я открыл глаза.
– Ну, как? – спросила Лира.
– Подташнивает, – ответил я.
– Тебе плохо?
– Удивляюсь, как я вообще продержался.
– Так я и знала. Ты ничего не понял.
– У меня, Лира, статус такой. Не положено мне понимать такие вещи.
– Ну и очень плохо. На твоём месте мне было бы стыдно.
– А почему это мне должно быть стыдно?
– Хотя, что с тебя возьмёшь?
– Ну, договаривай.
– Не надо обижаться. Ты сам своим поведением это подтверждаешь.
– А разве у меня не может быть своего мнения?