– Мной? – удивился я.
– Нет, Эквилибристом.
Лира машинально выпрямилась. Ещё бы! Помните того льва с косичкой? Это он – маршал Стид Фуад, главнокомандующий военно-космическими силами Земли, второй человек на планете.
В кабинет вбежал сосискообразный. На стол Его сиятельства легла бумажка. Кир пододвинул её к себе и искоса глянул на неё. То, что сообщалось в ней, не принесло ему радости. Босс нахмурил брови и заиграл желваками, отчего его мощные клыки стали поскрипывать. Прошу прощения, я не сообщил вам то, что он находился в образе и был так же неописуемо прекрасен, как и прежде. Он…
– Он к тому же оказался баидом, – мрачно подытожил генерал.
– А что это значит? – поинтересовался я. Но мне никто не ответил. Они молчали и смотрели друг на друга. Опять шёл насыщенный разговор без слов. Мысленно. Так, чтобы посторонние (а кто это здесь посторонний?) не слышали и не знали, что задумали наиумнейшие сотрудники какой-то там спецслужбы планеты Земля. Наконец, после трёхминутного молчания, мне уделили внимание. Шеф сказал:
– Лира тебе всё объяснит.
На этом мы и расстались. Но в коридоре Лира не проронила ни слова. Она шла, задумавшись, нисколько не обращая на меня внимания. Всё, чего я добился от неё, было: 'Завтра!'
Глава 40.
Уже пятый час. Я вернулся к себе. Устал. Собираюсь поспать. Вышел на воздух. Небо ещё тёмное, но на горизонте уже появились серые просветы, предвещающие скорое наступление утра. Город спит. Одиноко мерцает реклама, и только редкие машины как спички чиркают в полумраке. Тишина. Я расстегнул рубашку и уставился вдаль. Даже думать ни о чём не хочется. Думать будем завтра. Лира дала мне на сон три часа. А завтра я снова побегу, подгоняемый её командами, неизвестно куда. С неведомой мне целью, которую никто и не собирается мне сообщать.
Я снял туфли и опустил усталые ступни на прохладный пол. Лёгкий, почти неосязаемый ветерок стал прикасаться ко мне своими трепетными пальцами, разглаживать морщины, массировать веки, вдыхать в моё тело необыкновенную умиротворённость и негу. Прелестные минуты. Часы перед рассветом. Потрясающий отрезок тишины. Никого. Нигде. Даже дома, там, откуда я прибыл, в это время не поют птицы, замирают механизмы, обездвижен воздух. Вакуум. Создаётся вакуум жизни. Вот тогда можно сесть где угодно – на стуле у открытого окна, на балконе, на лужайке под деревом или просто на камне. Сесть и не думать ни о чём. Только наслаждаться покоем.
Так и сейчас, я сижу и наслаждаюсь. Неизвестно где, в неведомом городе Гунбурге, на неизвестно каком этаже этого загадочного здания, на неизвестно какой планете Земля, неизвестно какой Вселенной.
Я сижу, мне хорошо и мне наплевать, что может быть завтра майор Лира, генерал Кир или даже маршал Фуад решат, что я выполнил свою миссию и мне суждено уйти в просторы космоса всеми своими молекулами. Мне наплевать, потому что я хочу спать и…. Я кое-как доплёлся до кровати.
Глава 41.
– Просыпайся! Проснись!
Я в испуге открыл глаза. 'Неужели всё сначала?' Безмятежная серость новорождённого утра, ещё неокрашенного солнцем, плавала в моей спальне. Я проснулся на широкой кровати в спальне своего фешенебельного номера и судорожно искал глазами того, кто меня звал.
Я с трудом разлепил свои слипшиеся губы и попытался что-то сказать. Ничего не вышло. Всё болит. Я проспал не больше часа. Оставьте меня в покое! Лира? Ты? Я приподнял голову. Меня встретил ущербный взгляд моего помятого отображения в зеркале напротив. Ох! Я потёр лицо. По зеркалу полз таракан. Он деловито помахивал своими длинными усиками. Я откинулся назад и закрыл глаза.
Шлёп! Удар по зеркалу и хитиновый слой стал ломаться под чьими-то челюстями. Я вскочил. По ту сторону зеркала на моей кровати сидела Девочка-смерть и, нагло ухмыляясь, дожёвывала таракана.
– Проснулся? – она вытерла руки о подол своего розового платьица. Вишнёвые огоньки вспыхнули в глазах. Я не мог вымолвить и слова, сидел в паническом ужасе, таращась на неё.
– Я не надолго, – она плюнула на стекло и стала со скрипом размазывать останки бедного таракана по зеркалу. Меня предёрнуло. Я съёжился и стал натягивать на себя одеяло. Смерть оголила беззубые дёсны. Раздвоенный язык трепетал. Она усилила нажим. Скрип стал невыносимым. Меня трясло.
– Не бойся, – довольно зашипела она, – бояться будешь позже.
Она булькнула слюной и захихикала. Потом подняла наверх глаза и, округлив их, зашептала. Сначала медленно, мечтательно, потом ускоряя темп и нагнетая всё больше и больше жути: