Принц и Виски

– В общем, именовали себя детьми природы и почитали свободу главной ценностью. Лет до трёх я вообще не носила одежду – считалось, что она стесняет мою личность и формирует рабскую привычку к социальным ограничениям. Всё детство прошло в дороге, дешёвых мотелях, трейлерах, на фестивалях, медитациях. Пару раз родители забывали меня в городах, где останавливались. Когда мне стукнуло семь, бабуля заявила, что так дальше продолжаться не может и я должна ходить в школу, как все нормальные дети. Так я и осталась жить у неё, а родители приезжали… Приезжали, когда могли. Оставались максимум на неделю-две: бабушка не поощряла их образ жизни, о чём открыто заявляла по десять раз на дню, и мама жаловалась, что скандалы нарушают её энергию ци, или ши, или как-там-её, а бабушка отвечала, что она может засунуть себе эту энергию в… Короче, ты понял.

Я перевела дыхание и, поскольку Касинель не перебивал, продолжила:

– Возвращаясь к имени, родители долго спорили, как меня назвать, перебрали сотни вариантов в поисках звучного и оригинального, который определит всю мою будущность, а когда я родилась и впервые открыла глаза, папа сказал, что они у меня не как у всех младенцев, а удивительные: янтарные, цвета виски. Не успевшая оправиться после наркоза мама пришла в восторг от его находчивости, и так меня и записали. А полтора года назад их обоих унёс торнадо по пути сюда вместе с автомобилем. В новостях сообщили, что случилась какая-то природная аномалия, затронувшая единственный участок шоссе – тот, по которому они ехали. Другие водители подтвердили, что зрелище было просто фантастическим. Да, знаю, полный отстой, – я пнула с дороги мятую коробку из-под сигарет. – У всех родители как родители: врачи, бухгалтеры, продавцы, учителя или, на крайняк, художники, как отец Чезаре, а у меня – унесённые ураганом хиппи. Я вообще везучая.

Охотник слушал очень внимательно, хотя, судя по набегавшим на лоб облачкам, понимал далеко не всё.

– Проясни одну вещь…

– Да?

– Чем твои родители занимались на этих самых фестивалях?

– Ну как… пели, пили, танцевали, медитировали, обсуждали фундаментальные вопросы воспитания подрастающего поколения и курили травку, чтобы сделать всех в мире счастливыми.

– Всех в мире? – Касинель остановился в задумчивости. – Скажи, Виски, а тебя они сделали счастливой?

Так, кажется, на сегодня лимит философских откровений исчерпан.

– Какой-то ты слишком мудрый, – покосилась я на него. – Тебе вообще сколько лет?

– Шесть веков назад было двадцать три.

– Неужели? – удивилась я. – Выглядишь старше. И надо запомнить фишку с возрастом: когда стану, как бабуля, буду говорить, что мне семнадцать без полувека.

– А ты, значит, до трёх лет не носила одежду?

– Пошляк, – засмеялась я и кинула в него ягодой с куста. – Это единственное, что ты запомнил из всего моего рассказа?

Кас машинально вскинул руку в защитном жесте – ту самую, что держала стакан, – и молочный коктейль эпично выплеснулся ему на лицо и рубашку.

Ой, ничего себе ягодку кинула…

Я и не подозревала, что в стакане так много оставалось.

– Нет, ещё запомнил, что у тебя дивные глаза, – невозмутимо сообщил он, стирая ладонью с лица сладкую жижу. – Хотя их я и сам рассмотрел ещё в первую встречу.

Секунд пять я крепилась, потом хрюкнула и наконец расхохоталась, почему-то зная, что он не обидится.

– Прости… тут неподалёку есть сквер с фонтаном, давай замоем тебя.

– Звучит зловеще…

* * *

Главным украшением фонтана в центре круглой площадки с лавочками служила мраморная кобылица в окружении струй.

– Фениксу бы понравилась, – заметила я, поворачиваясь к Охотнику, и смутилась, потому что он уже стянул и кинул на бортик испачканную рубашку.

Мои глаза невольно поехали вниз, спотыкаясь о мышцы брюшного пресса, пока не уткнулись в резинку шортов.

Кас наклонился, щедро поплескал воду на лицо и грудь и принялся растирать. Шоколадные струйки потекли по подтянутому тренированному телу. Они текли и текли, как в замедленной макросъёмке, завораживающе скользя по гладкой коже…

– Виски, ты меня слышишь? – донеслось откуда-то издалека.

– А? – С трудом переместив глаза выше, я поняла, что Касинель ко мне обращается. – Ты что-то сказал?

– Сказал, что лучше ополоснусь целиком.

– Да, целиком, – машинально повторила я, спохватилась и потрясла головой. – Конечно, прости, я не смотрю.

– Можешь смотреть, – беззаботно заметил он.

Хорошо, что ночью все кошки и щёки серые. Отвернувшись, я села на бортик и услышала позади всплеск, когда он вошёл в фонтан.

– А вода тёплая. Не хочешь тоже окунуться?

От поддразнивающих ноток спина покрылась мурашками. Искупаться ночью в фонтане в компании полуголого парня из прошлого… на миг эта мысль показалась весьма заманчивой.

– Хоть один из нас должен остаться сухим.

– А если скажу, что у тебя вот здесь испачкано? – шепнул он вдруг возле самого уха, и по шее прошёлся мокрый палец.