Примула. Виктория

«Дражайший Ники! Имперский канцлер, мой дядя, рассказывал о доброте и сочувствии, с которыми он был тобой принят, сказал, что он совершенно очарован твоим подходом и находится под глубоким впечатлением и от той спокойной, хладнокровной манеры, с которой ты рассматривал стоящие проблемы. Как он мне сказал, ты выразил пожелание, чтобы я продолжал придерживаться того обычая, который мы начали между собой устанавливать, и писал тебе всякий раз, как только представится случай. С удовольствием делаю это. Положение на Дальнем Востоке предоставило удобный случай для обсуждения его тобой вместе с моим дядей; благодарю за твоё любезное упоминание о моём сотрудничестве с Россией по вопросу об угольной станции. Со времени наших первых совместных действий этой весной развитие Дальнего Востока и особенно вытекающие отсюда опасности для Европы и нашей христианской веры сильно занимали мой ум. В конечном счёте мои размышления оформились в набросок на бумаге. Я отработал его с одним художником, первоклассным рисовальщиком, и подготовил к опубликованию в виде гравюры. Европейские державы представлены на этой картине в виде соответствующих их духу символических фигур; ниспосланный с неба архангел Михаил призывает их объединиться, чтобы дать отпор натиску буддизма, язычества и варварства во имя защиты святого креста. Особый упор делается в картине на объединённое сопротивление всех европейских держав, которое равным образом необходимо против наших внутренних врагов — анархизма, республиканизма, нигилизма. Я решаюсь послать тебе экземпляр гравюры, прося принять его в качестве выражения горячих и искренних дружеских чувств к тебе и России. В разгар всех этих мирных занятий и спокойной охоты до меня дошла поразительная весть из Парижа: бюджетная комиссия французской палаты депутатов, обсуждая военный бюджет, предлагает отозвать 19-й армейский корпус (расквартированный сейчас в Алжире и Тунисе), чтобы создать новый корпус в метрополии, на моей западной границе!..

. . . . . . . .

...Я прекрасно знаю, что ты не думаешь нападать на нас; однако ты не должен удивляться тревоге европейских держав, когда они видят, как официальное присутствие во Франции твоих офицеров и высших чиновников разжигает страсти вспыльчивых французов, доводя их до белого каления и помогая там самым делу шовинизма и реванша! Богу известно, я сделал всё, от меня зависящее, для сохранения европейского мира; однако, если Франция будет подобным образом, открыто или тайно, поощряться к нарушению всех правил международной вежливости и мира в условиях мирного времени, то в один прекрасный день, мой дражайший Ники, мы с тобой волей-неволей окажемся внезапно впутанными в самую ужасную из войн, когда-либо виданных Европой! Быть может, массы и история возложат ответственность за войну на тебя. Прошу не сердиться, если я, без умысла с моей стороны, возможно, доставляю тебе неприятность; однако я считаю своим долгом по отношению к нашим двум странам, и к тебе лично писать откровенно...»

Осенью 1895 года во французском городе Миркуре, недалеко от германской границы, проходят манёвры французской армии. В подтверждение официального союза Франции и России присутствуют на манёврах и представители российской политической и военной элиты: министр иностранных дел Лобанов-Ростовский и генерал Драгомиров. Восточная Лотарингия и Эльзас, которые Франция вынуждена была уступить Германии в результате франко-прусской войны, фактически остаются спорной территорией. Франко-прусскую войну, так ужаснувшую Европу, забудут после ужасов первой мировой, которую, в свою очередь, подзабудут после второй мировой. В 1919 году, согласно Версальскому мирному договору, Эльзас и Лотарингия снова отойдут Франции. А потом? Ну да, будет вторая мировая...

* * *

Александр Иванович Нелидов, российский посол в Османской империи, посылает срочную телеграмму. Российская политика на Балканском полуострове приобретает всё более путаный характер.

«...Есть полное основание думать, судя по беззастенчивости действий англичан в Египте, что они только ищут предлога, чтобы столь же неожиданно вторгнуться в Дарданеллы, очутиться перед Константинополем и, оправдывая свои действия необходимостью оградить интересы своих подданных и поддержать в Турецкой империи статус-кво, окончательно запереть нас в Черном море и подготовить таким образом разрешение восточного вопроса в западном, несогласном с нашими выгодами, смысле. В исполнении подобных предначертаний Англия едва ли встретит сопротивление со стороны сочувствующих ей держав Тройственного союза. Для нас же подобный исход вековой борьбы нашей с Турецкой империей с целью приобретения свободного выхода в открытое море был бы самым пагубным, являясь как бы приговором или к отречению от великой мировой нашей задачи, или к ведению новых вековых, крайне обременительных и едва ли успешных войн.

. . . . . . . .