Особенно тяжко по воскресеньям. Немудрено — воскресенья опасны, потому что мало дел, и время тянется дольше, особенно если дождливо (а дожди здесь идут почти всегда), и нельзя гулять. Поскольку я понимаю, что не могу отступать, а сила привычки теперь не может служить мне ни проводником, ни светочем, я пошел в кино, чтобы убить время и привыкнуть к речи. Был обычный день, и чтобы не смотреть какую-нибудь второсортную драму, из которой я все равно половину бы не понял, я пошел смотреть мультфильм — рисунки всегда воспроизводят диалоги, и ты понимаешь смысл. Я сел на свое место, а вскоре места передо мной заняли две матери с двумя девочками. Я пригляделся к ним еще раньше у билетной кассы. Девочки были приблизительно того же возраста, что и племяшка Амели, а матери были похожи на мою сестру, только рыжие. Главное, что одна из матерей была абсолютно слепой; ее зеленые глаза ясновидицы были полуприкрыты. Едва они успели сесть, как начался фильм. Каждый фильм подходит к жуткому, леденящему кровь, моменту — и этот мультфильм не исключение. Здесь главная героиня, принцесса, неумышленно превратила свою мать в огромную, свирепую медведицу с ужасными, когтистыми лапами. Девочки испугались, и одна из них, дочка слепой, зажмурилась. Это вполне нормальная реакция, не привлекающая к себе внимания. Девочки совсем маленькие, и страшные моменты этого фильма, который считается детским, производят на них сильное впечатление.
—
колени своей слепой матери и стараясь там укрыться. Ее слова означают: “Я не хочу это смотреть! Я не хочу это смотреть!” (такого уровня английского языка я достиг)
—
От неожиданности я сильно растерялся — мать, которая не может видеть происходящее, подталкивала свою дочь смотреть фильм дальше. Мать, которой в жизни не доставало кое-чего очень важного, тем не менее, смогла придать дочери уверенность, сказав: “Давай, давай скорее! Сейчас все пройдет. Я тебя жду. Скорее!” Мультфильм закончился, и девчушка была очень рада. Она даже захлопала в ладошки, когда свирепая медведица-мать вернула себе человеческий облик, благодаря отваге дочери-принцессы. Все люди в детстве непосредственны и чистосердечны, а потом, кто знает почему, мы становимся хуже. Наблюдая за тем, как улыбающаяся девчушка выходит из зала, я подумал — не был ли в конечном итоге ее панический страх также и дверью к огромной радости.
Я вернулся в общежитие пешком под непрекращающимся Эдинбургским дождем. Если не считать дождя, это очень милый город. Шагая по Эдинбургу, я думал обо всех этих вещах — не выиграешь ли ты, глядя на что-то, вместо того, чтобы закрывать глаза. Конечно, у меня нет слепой матери, которая сопровождает меня. Я вспомнил Лауру и то, какой прекрасной была та ночь, проведенная с ней, когда мы шутили о пижамах, которые купим. Я чувствовал себя таким беззаботным и независимым, потому что я не боялся. Теперь я это четко понимал и сказал сам себе — хотелось бы мне всегда быть таким веселым, строить планы, придумывать что-то. Мне хотелось бы нырнуть в это приподнятое состояние точно так же, как бросаешься, очертя голову, в бассейн, поначалу боясь холодной воды, а потом — и ничего; точно так же, когда ты ставишь диск, по мере того как голос поет тебе на ухо, а гитара укачивает тебя в такт мелодии, ты чувствуешь жар и глубину. Со всей этой неразберихой со списками, подтверждениями, сбором чемоданов, обменом евро на фунты, я даже не попрощался с Лаурой. Я заглянул в мобильник, там у меня был ее телефон, сохранившийся со времен прихода эксперта и маляра, но я решил, что не стану ей звонить, но не потому, что, как известно, роуминг дорогое удовольствие. Я решил написать ей, но не в Facebook и не по электронной почте, а обычное бумажное письмо, потому что в конечном счете я не придал значения словам Хосе Карлоса и никому не рассказал об истинных причинах закрытия нашего магазина и моего приезда сюда в то время, как мама была на больничном с несколькими трещинами в костях. Я остался без свидетелей, которые поймали бы меня на слове. Полагаю, именно это и имел в виду Хосе Карлос. И я все еще не рассматриваю свою жизнь из окошка.