Первым из иностранцев Примаков познакомился в Судане с Джафаром Мохаммадом Нимейри. 25 мая 1969 года во главе группы офицеров он совершил переворот и стал председателем Революционного совета. Нимейри был неограниченным властителем государства, пока в апреле 1985 года не свергли его самого. Примаков летал в Оман, готовя почву для установления дипломатических отношений с этим небольшим, но влиятельным государством.
И с председателем исполкома Организации освобождения Палестины Ясиром Арафатом Примаков был знаком с давних времен. Он мог запросто сказать Арафату:
— Помнишь, как мы сидели в Дамаске в маленькой комнате на твоей походной кровати накануне «черного сентября» в семидесятом году?
Глубокие познания и широкие связи в арабском мире помогли Примакову и в академической карьере, и в государственной.
— Он хотел быть журналистом и именно журналистом, — говорил Томас Колесниченко, который работал рядом с Примаковым до последних дней своей жизни. — Но в отличие от нас, и это предмет его гордости, он был журналист фундаментальный. Он уже пришел в газету кандидатом наук. Работая в «Правде», писал докторскую и защитил ее. Докторов наук в газетах немного.
Примаков много публиковался и помимо «Правды». Из-под его пера вышли монографии «Анатомия ближневосточного конфликта», «История одной сделки» (о египетско-израильском договоре), «Восток после краха колониальной системы». Главную свою книгу тех лет — «Египет: время президента Насера» — он написал в сотрудничестве с правдистом Игорем Беляевым.
Томас Колесниченко рассказывал забавный эпизод. В «Правде» работал тогда еще заместителем главного редактора Виктор Григорьевич Афанасьев, доктор наук, профессор, приехавший из провинции. Потом он станет главным редактором «Правды» и академиком — на два года позже Примакова. Как-то спускается по лестнице Примаков, а навстречу идет Афанасьев, несет большую стопку книг. Увидел Примакова, говорит:
— Помоги мне донести книги.
Дал ему книги и спрашивает из вежливости:
— Ну, как дела?
Примаков весело рассказывает:
— Да вот, завтра диссертацию защищаю.
— Кандидатскую? — одобрительно спрашивает Афанасьев.
— Нет, докторскую.
Афанасьев немедленно перешел на «вы» и тут же забрал у него книги:
— Дайте, пожалуйста.
Евгений Максимович Примаков стал доктором наук в сорок три года, для гуманитария это было рано.
Он был человеком с сильной волей. Кто защищался, знает, что перед защитой докторской диссертации не спишь, не ешь, масса дел, последние приготовления, волнуешься. А что Примаков? Он потом рассказывал:
— В одиннадцать защита. Я знал, что в десять мне надо быть в институте. Я в девять утра лег поспать и думаю — через полчаса надо проснуться. Прилег, заснул, ровно через полчаса проснулся и поехал на ученый совет…
— Неужели Примаков никогда не впадал в грусть-тоску, как все мы, грешные?
— У него иногда было такое выражение лица — как будто он в себя ушел, — говорил Всеволод Овчинников. — Но я не хочу сказать, что недовольно-отрешенное.
— Ему действительно был свойствен мажорный взгляд на мир? Или он себя заставлял?
— Он не был меланхоликом. Мажорный взгляд на мир?.. Думаю, это сильно сказано. Скорее это то, что я говорил о его «японской!» черте: инстинктивный поиск гармонии, согласия, причем это изнутри идет как часть мироощущения и мировосприятия. Он умел вокруг себя создавать атмосферу согласия и единства.
— Значит, он не был напористым? Он не из тех, кто добивался своего во что бы то ни стало?
— Он был очень упорный. Я бы даже сказал, упрямый. Когда Евгений Максимович был моим начальником, я пытался заволынивать какие-то вопросы, но он к ним возвращался. Его можно было убедить, что его предложение не нужно или преждевременно — это другое дело. Но если ты его убедить не сумел, он добивался своего. Он был упрям…
Когда Примаков вернулся из командировки в Каир, заместитель главного редактора «Правды» Николай Николаевич Иноземцев уже ушел из газеты и возглавил Институт мировой экономики и международных отношений. Примаков приехал к нему повидаться.
Иноземцев решительно сказал:
— Хватит тебе сидеть в «Правде». Тебе надо переходить в науку. Иди ко мне первым заместителем.
Не каждый мог решиться уйти из «Правды». Работа в первой газете страны сулила как минимум постоянные командировки за рубеж. Каждая публикация в «Правде» была заметной. Но Иноземцев сделал Примакову предложение, от которого тот не мог отказаться. Как выяснилось потом, это был верный шаг. Евгений Максимович рассказывал, что его приглашал заместителем и Георгий Аркадьевич Арбатов, бывший работник ЦК и директор только что созданного в системе Академии наук Института США и Канады. Примаков выбрал более крупный Институт мировой экономики и международных отношений. Тем более что с Иноземцевым он уже работал.
— Когда он уходил в институт, его не отговаривали: мол, зачем ты уходишь из «Правды»?