Примаков

Путин стал символом порядка и стабильности. Его поддержали в значительной степени на эмоциональном уровне.

Осенью 1999 года руководители операции на Северном Кавказе решили довести до конца то, что не удалось в первую войну: то есть подавить организованное сопротивление в Чечне, взять республику под контроль и ввести войска во все населенные пункты. Они исходили из того, что гнойник нужно вскрыть, иначе гной будет отравлять всю страну.

Все считали, что репутация и политическое будущее Путина зависят от итогов второй чеченской кампании. Премьер-министру победоносная операция в Чечне нужна была не меньше, чем Борису Ельцину накануне предыдущих президентских выборов. Тогда думали, что любая неудача в Чечне, новый крупный теракт, кровопролитие, необходимость остановить наступление на позиции боевиков из-за плохой погоды и перейти к позиционной войне окажутся гибельными для репутации кандидата в президенты.

Потом станет ясно, что люди готовы проголосовать за Путина не только из-за Чечни. А тогда, похоже, и сам Владимир Владимирович был потрясен внезапным ростом своего рейтинга, то есть популярности в народе.

Его главным соперником в будущей борьбе за президентское кресло считался Примаков. Евгений Максимович оставался самым популярным политиком в России и после отставки. Судя по опросам общественного мнения, люди хотели видеть на посту президента именно Примакова как олицетворение взвешенной, спокойной, разумной политики.

В один из сентябрьских дней 1999 года на небольшой дружеской вечеринке я видел, как друзья и соратники Примакова совершенно искренне поднимали тосты:

— За Евгения Максимовича — надежду России!

У него были все основания баллотироваться в Государственную думу, а потом и в президенты. Он тем не менее не спешил с решением.

Во-первых, после вынужденного ухода в отставку он сделал операцию по замене тазобедренного сустава, которая избавила его от невероятных страданий. Но не желал показываться на публике с костылями. Ждал, когда сможет обойтись без костылей и даже без палки. Во-вторых, он не хотел идти на выборы в одиночку, а своей политической организации у него не было.

Впрочем, я, честно говоря, думал, что он вообще откажется от политической деятельности. Он ведь не принадлежал к числу политиков до мозга костей, которые себе иной жизни не мыслят. У него были интересы за пределами политики: книги, друзья, семья.

Правда, было у него одно качество, сыгравшее решающую роль. Евгений Максимович вырос в Тбилиси, и он не прощает обид. А его сильно обидели, когда уволили так бесцеремонно. Со всех предыдущих должностей Евгений Примаков уходил только на повышение. Почти вся его жизнь — в смысле карьеры — это стремительное движение вперед и вверх. И вдруг такое увольнение. Он был крайне обижен и уязвлен в самое сердце тем, как с ним поступили, когда Ельцин и его окружение выбросили Примакова из правительства — после того, как он перестал быть нужным. Желание если не отомстить, то как минимум взять реванш и конечно же притягательная сила большой политики, вероятно, и заставили его пойти на выборы. Академик Иноземцев когда-то назвал Примакова легкоранимым.

Он многое делал как бы играючи. Защищал диссертации, не собираясь посвящать себя полностью науке, а получилось, что академическая карьера стала главной. Ушел из научного института, не предполагая, что со временем займет крупные посты в правительстве и, в конце концов, возглавит кабинет министров.

Кажущаяся легкость карьеры — свидетельство многих талантов, хотя во всякой карьере имеет значение и элемент случайности, а точнее, везения. А вот в личной жизни он пережил настоящую трагедию — потерял жену и сына. Для человека его типа, его тбилисского воспитания эта утрата непереносима. Но Примаков никогда не жаловался, не показывал, как ему тяжело, и не впадал в тоску.

А ведь главным в жизни, несмотря на карьеру и профессиональные успехи, для него была семья. Он рано женился, но с годами их чувства с Лаурой Васильевной Харадзе нисколько не угасли. Они были не только мужем и женой, но и друзьями, дополняли друг друга. Они родили двоих детей — сына и дочь: Александра и Нану.

Всеволод Овчинников рассказывал:

— Когда мы с Примаковым работали в «Правде», общение было довольно интенсивное. Редакция владела однодневным домом отдыха в Серебряном Бору, куда выезжали семьями. Гуляли вместе, разговаривали. Были редакционные дачи, в том числе на Рижском взморье, в Дзинтари, старенькие такие, еще дореволюционные, деревянные. Так как мы с Примаковым работали корреспондентами в жарких странах, нам на юг не хотелось, и четыре лета подряд мы с семьями проводили отпуск в Прибалтике. Там я увидел, как Евгений Максимович разговаривает со своими детьми, в частности с сыном Сашей. Он с ним говорил как с совершенно взрослым человеком, на равных, с большим уважением к личности сына.

Однажды, когда Евгения Максимовича не было, Лаура пришла к жене Овчинникова:

— Как тебе это нравится? Мой Саша объявил голодовку!