Примаков

Открытый, видимый дефицит бюджета — это лишь часть реальности. Проблема не только в том, что министерство не получает обещанного бюджетом. Составление бюджета до такой степени не воспринимали всерьез, что туда изначально закладывали лишь малую часть истинных потребностей. Когда это узнаёшь, становится ясным масштаб проблем.

Нелепо было считать Примакова партийным бонзой, бюрократом старой школы, который тащит страну назад. У него не было идеологических пристрастий. Стало ясно, что он менее советский человек, чем одни опасались, а другие надеялись, конечно же, не консерватор, но и не революционер-романтик. Он был сторонником модернизации, реформирования. Но не либералом в том смысле, в котором мы сейчас употребляем это слово. Скорее умеренным реформатором. Он предпочитал предсказуемый, уравновешенный стиль работы.

Примаков стал премьер-министром, потому что два его предшественника — Черномырдин, с его огромным хозяйственным опытом, и Кириенко, с явно разумными идеями, — не добились поддержки.

Беда в том, что в те годы разумная экономическая программа отвергалась различными политическими силами — это произошло с правительством Кириенко. Понадобилась сильная политическая фигура, чтобы поддержать и попытаться осуществить такую программу. Глава правительства должен был убедить общество и депутатов по собственной воле сделать то, чего они делать не хотят, то есть принять свободную рыночную экономику, осознать важность привлечения иностранного капитала.

Поддержка, которую получил Примаков, — результат того, что он с первого своего шага в большой политике сделал упор на стабильность и на согласие в обществе. Причина того, что Примаков прошел на ура в Думе и пользовался поддержкой левой оппозиции, не только в том, что он взял бывшего первого заместителя председателя Совета министров СССР по оборонному комплексу Юрия Маслюкова и бывшего первого заместителя председателя Совета министров РСФСР по агропромышленному комплексу Геннадия Кулика вице-премьерами, а в том, что он с самого начала искал согласия и компромисса.

Больше всего сил и времени уходило у него на то, чтобы убедить в своей правоте политических оппонентов и союзников, добиться их согласия на реализацию своих идей. Примаков был по натуре осторожен, он продумывал каждый шаг и двигался, как по минному полю, поэтому на посту премьер-министра, возможно, допустил куда меньше ошибок, чем его предшественники.

Но вместе с тем его упрекали в том, что он не идет на решительные, радикальные, хотя и непопулярные меры, которые только и могут вытащить страну из кризиса. Он следовал формуле «Политика — это искусство возможного». Знал, что надо сделать много больше, и готов был это сделать, но понимал, что сейчас это невозможно.

Многих тогда интересовал вопрос: важно ли для Примакова, что люди вокруг о нем думают? Влияет ли это на него в том смысле, что он прикидывает — раз это не понравится, я этого делать не стану? Или, наоборот, что бы себе люди ни думали, я сделаю так, как решил, и то, что необходимо?

Знающие его люди говорили, что в разных ситуациях он вел себя по-разному. Были ситуации, когда он знал: в интересах страны это необходимо сделать немедленно, как больному принять нужное лекарство. Вот тут Примаков делал то, что должно, не принимая в расчет, что о нем подумают. Хотя пытался объяснить больному, что ему надо лечиться.

А были вещи, от которых он отказывался. Не потому, что боялся утратить народную любовь. Это слишком просто и примитивно. Если он от чего-то отказался, значит, понял, что это дело не сегодняшнего дня и оно невозможно в текущей ситуации.

Но в этом предельном прагматизме было очевидное противоречие. Для общего блага нужны весьма непопулярные меры, а Примаков идти на них не хотел. Не желал делать то, что людям будет тяжело пережить. Этого никто не хочет. Но без реформ невозможно движение вперед. Кто-то в правительстве, условно говоря, должен исполнять функции Чубайса, человека, который упрямо и даже с вызовом идет наперекор общественному мнению и не дает денег, если их нет. Но кто же на это решится? Да и не всякий сумеет.

Некоторые политики не понимают, что нельзя печатать ничем не обеспеченные деньги. А другие до сих пор не принимают простой истины: если не собираются налоги, то нет возможности платить зарплату и пенсии, бороться с преступностью и лечить больных. Людям всё кажется, что государство достает деньги из никому не известных источников и проблема состоит в том, чтобы заставить правительство потрясти мошной.

Виктор Черномырдин, поработав в правительстве, знал, что это делать нельзя:

— Вы думаете, я не хотел вовремя платить зарплату, рассчитываться с пенсионерами, студентами? Еще как хотел. Что, я не мог бы напечатать деньги? Мог бы. Но я понимал, что это была бы катастрофа…

Более искушенные сторонники печатания денег доказывали, что экономике просто не хватает оборотных средств.

— Мы потратим их не на потребление, а на производство. Не зарплату выплатим, а дадим кредиты производителям. Они начнут работать, и вложенные деньги будут обеспечены товаром…